Юрий Никитин - Человек из будущего

– Какое же это убийство? – возразил я.

– Сперва жареную птицу, – сказала она, – потом живую… а затем и человека.

Я передернул плечами.

– Ну что ты!.. Человека хоть и хочется, но нельзя, даже если хочется очень уж очень. Пусть даже приятно, если все-таки зарежешь. Но почему-то нельзя, а я законопослушный. Нельзя так нельзя.

Она подставила свою тарелку, я переложил ей самый сочный ломоть, это область задницы, у птиц это тоже самое лакомое, себе традиционно мясистую ногу, так как мужчины должны крепко держаться в седле, такова жизнь, молодым девушкам кладут крылышки, ей же вылетать замуж, так что все путем, я распределил правильно, а по ее лицу вижу, что да, у них примерно тот же принцип. Американцы тоже произошли от той же обезьяны, как и мы, хотя и утверждают, что их сотворил сам Бог.

– Нельзя так нельзя, – повторила она, – но ты из тех, кто устанавливает новые правила?

– Прогресс устанавливает, – ответил я дипломатично.

– А ты из таких?

– Мы только формулируем.

Она нахмурилась, ела молча, потом все же поинтересовалась:

– А по каким… критериям?

– Критериям выживаемости человечества, – ответил я кротко. – Технический и вообще научный прогресс застал нас малость неподготовленными.

– Это малость?

– Даже не малость, – согласился я, – а даже очень сильно неподготовленными. В Штатах до сих пор видят угрозу со стороны террористов, что взрывают бомбы в ваших городах…

– Все более мощные, – напомнила она.

– Но это просто смешно…

Она чуть не подавилась куском мяса.

– Смешно?

– Я хотел сказать, – уточнил я поспешно, – что это комариные укусы. Сколько та бомба убьет? Ну двадцать-тридцать, пусть даже сто человек! Для трехсотмиллионной Америки это меньше комариного укуса. Однако сейчас быстро зреют угрозы во всех концах планеты… угрозы всему роду человеческому. И если не начнем прямо сейчас быстро и беспощадно… на виде человека можно поставить крест. Вид, это биологический вид, есть такой термин.

– Правда? – спросила она с сарказмом. – В Штатах тоже, кстати, начальные школы есть. И биологию там проходят!

– Ух ты, – ответил я в счастливом изумлении, – а я думал, вы все креационисты.

Она молча взяла обе тарелки, я едва успел схватить со своей последний кусок индейки, стряхнула кости в ведро, а тарелки сунула в посудомоечную.

– Ладно, – сказала она с тяжелым вздохом, – надо спать. Не хочу явиться на службу невыспанная и с помятым лицом.

Я благоразумно умолк. Что-то пошло не так, как предполагала она, да и я тоже, потому, наверное, лучше всего сделать вид, что ничего не случилось.

Вынырнул из бездны сна довольно рано, организм восстановился, еще до поездки в Штаты кое в чем еще и апгрейдился, отдыха требуется совсем мало.

Рядом пышет жаром плотное горячее тело спящей Барбары, такого носорога не подгребешь ближе, сам прижался к ее спине, где под тонким слоем нежного жира прощупываются упругие широкие и плотные мышцы, начал перебирать секретнейшие данные, тщательно упрятанные Пентагоном в свои закрома.

Там в самом деле немало такого, что очень даже заинтересовало бы КГБ и ГРУ, но пока что останется все здесь. И вовсе не потому, что пришлось бы объяснять, как получил к ним доступ.

Дело в том, что и КГБ с ГРУ, и ЦРУ с АНБ пока еще нужные структуры для сегодняшнего дня, но я живу и работаю на будущее и очень не хочу влезать как в сегодняшнюю политику, так и в противостояние между разведками. Все это прошлое, устаревшее, атавизм, и очень скоро будет оставлено за порогом нового чудесного мира сингулярности…

Пробежался по списку жильцов дома, за секунду пересмотрел записи со всех видеокамер. Кое-кто еще спит, как и Барбара, некоторые встали и плотно завтракают, один чудак крутит педали на велотренажере, уже мокрый, хрипит, но не отрывает взгляда от табло с меняющимися цифрами…

В этом доме по большей части чиновники Пентагона, в какой-то мере удобно по целому ряду причин, а с другой стороны, весь дом становится лакомой целью для террористической атаки.

Конечно, здесь охрана дай боже, зато одним ударом можно отправить в ад сотни высокопоставленных неверных. Жильцы об этом не забывают, не случайно среди них такой высокий процент страдающих язвой желудка и рядом нервных расстройств.

Барбара всхрапнула, как могучий брабант, повернулась, не просыпаясь, на спину. Крупное лицо во сне стало почти женским, расслабленным, грудь все еще не потеряла форму, могучие такие полушария, нежно-белая кожа, словно ее хозяйка года два-три не бывала в отпуске на море, хотя, возможно, и в самом деле не могла выкроить время. А то и в самом деле пренебрегала этим бесцельным занятием, столь обожаемым офисным планктоном и прочими бездельниками и лодырями.

Тех, кто не пропускает ни отпуска, ни выходные дни, а после работы никогда не задерживается на службе, редко продвигают по ступенькам карьеры. А у нее не только поощрения и награды, но и эти вот шрамы. Даже без заглядывания в ее досье могу сказать, какой от пули, какой от ножа, а вот эти два от осколков гранаты…

Ее веки затрепетали, быстро распахнула глаза, но на меня взглянула без изумления, быстро вспомнила, как я оказался в ее постели, тут же проговорила все еще сонным голосом:

– Который час?.. А-а, вижу… Не спится?

– Уже выспался, – ответил я.

– Разница во времени? – спросила она.

– Я перестраиваюсь быстро, – заверил я. – Никаких проблем. Как спалось?

– Как убитая, – ответила она. – Давно не спала так крепко. И ничего не снилось.

– Показатели идеальные, – согласился я.

Она перевела взгляд на табло на стене, туда по Вай-Фаю идет информация от датчиков кровати, и сейчас там подрагивают цифры, почти не сменяясь: артериальное давление сто двадцать на восемьдесят, пульс сорок девять, объем легких четыре триста, правый желудочек сердца… левый…

– Выровнялись, – произнесла она со странным выражением, – вчера было сто пятьдесят на девяносто, а пульс за восемьдесят…

– Здоровый сон, – сказал я, – это здорово. Здоровый сон… он восстанавливает, ага. И приводит все в норму, а как же. Так запрограммировано… сон для того и задуман природой, чтобы неспешно разобраться во всем, что днем напутали и наперепутывали…

– Похоже, – согласилась она, – так и есть… И это несмотря на то, что ты вчера только и делал, что бросал камни в Штаты! И вообще вы все постоянно говорите о нашей стране почти с враждой…

– Да, – согласился я, – но это понятная амбивалентность. Мы же соперники. Это такая любовь.

– Странная какая-то любовь…

– Нисколько, – возразил я. – Мы все особенно придирчивы к своим близким, кого любим и ценим. Остальные нам по фигу. За своих болеем, ругаем за малейший промах, назойливо поучаем, как надо, что надо, сюда не ходи, а ходи сюда…