Сергей Гончаров - Выбор Евы (СИ)

Зайрик поднял ружьё, не спуская глаз с противника. Патроны в стволах уже были, потому разведчик поочерёдно взвёл лишь оба курка. Их сухие щелчки тоскливо отразились от погибших стеклянно-бетонных зданий, словно сообщая, что вскоре мертвецов на этой планете прибавится.

Зверь не шелохнулся и даже ухмыляться не прекратил. Тогда Зайрик вскинул оружие и прямо из сидячего положения пальнул в брюшину противнику. Серый резко повернулся и дробь, не отыскав цели, полетела дальше по улице.

Разведчик, конечно же, слышал о способности серебристого зверя уворачиваться от выстрелов, но считал это выдумкой. Естественно понимал, что на пустом месте она не возникла и это очень опасный и сильный противник. Но чтоб с расстояния в несколько шагов «скрыться» от дроби…

Зайрик нажал второй спусковой крючок. И вновь зверь отклонился и дробь не нашла цели. Теперь противник ухмылялся ещё больше. На его довольной физиономии отпечаталось: «И это всё что ты можешь?».

Несколько мгновений человек и зверь смотрели друг другу в глаза, после разведчик вскочил и побежал к поселению. Серый посмотрел вслед улепётывающей пище. Его улыбка достигла апогея и, если бы ещё немного, то могла зацепиться за уши и остаться навсегда. Из груди вырвалось довольное порыкивание. Зверь медленно опустился на четыре лапы, почесал брюхо и лишь потом, плавно набирая скорость, побежал за человеком.

Зайрик обернулся — зверь преследовал, ухмылка с его морды сошла, но в глазах появился азарт.

«Не успею» — промелькнуло у разведчика.

Ему пришлось чуть замедлиться, чтоб достать из сумки патроны и зарядить обрез. Надеяться человеку оставалось лишь на неожиданность. Взведя курки, он резко затормозил и, рывком обернувшись, надавил спусковые крючки. Бухнул двойной выстрел, но дробь улетела, никому не причинив вреда.

Зверя позади не было.

Тревожное чувство зашевелилось в душе. Заирик сглотнул и полез в сумку за патронами. Посмотрел вправо — в сумрачном проулке между домами никого. По спине кто-то постучал. Разведчик медленно обернулся, прекрасно понимая, кто за ним стоит. Лишь недоумевал, почему ещё жив.

Зверь взял разведчика за шею и, приподняв, в упор поглядел в глаза. Зайрик схватился за лапу, сдавившую горло. Ружьё и патроны упали в снег. Зелёный и голубой глаза посмотрели с любопытством на человека, словно оценивали сейчас съесть, или ещё поиграть.

Он откинул разведчика в снег и поднял за стволы ружьё. Зайрик, грохнувшись спиной на землю, затих. Он ожидал, что зверь накинется и попытается «вскрыть» грудную клетку или начнёт терзать. Но ничего не происходило. Тогда он открыл глаза и приподнялся на локте.

Последнее, что увидел Зайрик перед тем как потерять сознание, это приклад ружья, летевший ему точно в лоб.

Вожак вошёл в крохотную каюту, где уместились лишь кровать да миниатюрный столик. Из иллюминатора, находившегося достаточно близко к обледеневшей поверхности моря, по каюте разливался яркий дневной свет. Женщина с серебристой шерстью, мать его единственного сына, радостно улыбнулась. Было видно, что ей очень плохо, но его приход хоть на мгновение затмил боль, намертво вцепившуюся в тело.

— Здравствуй, Дин! — в следующий миг она свернулась в позе эмбриона на постели, схватилась за живот. Лицо исказилось, из горла вырвался сдавленный крик.

Вожак отвернулся к стене, всеми силами постаравшись не заплакать. Он бы разорвал эту боль на мелкие кусочки, только б отделить её от единственного родного человека.

— Прости, — тихо произнесла Давина.

Зверь с чёрной шкурой медленно повернулся.

— Я вот… — поднял он руку с замороженным куском мяса. — Принёс тебе.

— Спасибо, — натянуто улыбнулась любимая. — Но боюсь уже поздно. Присядь, — она похлопала ладонью по постели рядом с собой.

Вожак упал на колени в изголовье с такой резвость, будто весь день только и ждал этих слов. Давина провела ладонью по его лицу, когтями почесала за ухом.

— Прости, — одними губами произнесла она.

— За что?

— За то, что тебя покидаю.

— Рано отчаиваться! — не слишком-то и бодро произнёс Вожак. — Давай я перенесу тебя к нам, в пещеру. Там я смогу за тобой ухаживать, питаться будешь…

— Милый, — оборвала Давина. — Мы же с тобой много раз это обсуждали. Я не буду жить среди зверей. И неважно живут они в пещере или в деревянных домиках.

— Но я не могу быть рядом! Ты же знаешь! Без меня они отправятся всей сворой разорять поселение! Сколько раз уже пытались! Стоит их надолго оставить…

— Милый мой! Хороший! — Давина провела ладошкой по его щеке. — Я всё это знаю и понимаю. К тому же этого и не надо, радость моя! Чувствую, что мне уже больше ничего не надо. Прощай… Прощай и спасибо, что был со мной. Я благодарю небо, что мы встретились! Ты единственное, из-за чего я жила!

У Вожака слова застряли в горле. Отчаяние сковало мышцы, глаза заволокла пелена. Давина схватилась за живот и протяжно заскулила. Зверь с чёрной шкурой опустил лицо на кровать. В этот момент он бы сделал что угодно, чтобы вынуть боль из организма любимой женщины. Отправился бы на другую сторону планеты, если б был хоть крохотный шанс на то, что ей это поможет.

— Я больше не покину тебя, — прошептал он, когда боль выдернула цепкие когти из жертвы.

— Милый, — Давина погладила его по затылку. — Ты же сам сказал, что без тебя они могут…

— Мне всё равно, — сорвавшимся голосом произнёс Вожак. Он не поднимал головы с кровати, чтоб не показывать слёз.

— Нет, мой драгоценный и хороший, — Давина гладила любимого по голове, трепала шёрстку. — Ты единственный, кому не всё равно. Любой другой может чистосердечно сказать эти слова, а ты отказался жить рядом с любимой женщиной только для того, чтобы сохранить всем этим людям жизнь.

— Дурак, — чистосердечно произнёс Вожак.

— Нет, милый, — любимая остановила руку на могучем плече любимого. — Это зовётся мудростью. И за это я тебя люблю.

Зверь поднял голову, посмотрел влажными глазами на родного человека, стараясь запомнить каждую чёрточку, каждую шерстинку на лице.

— Эта мудрость… Чья она?! — Вожак чувствовал дрожь в голосе. — Кого выгнали из родного дома? Кто отговорил меня уничтожать поселение? Кто столько лет радел за жизнь этих людей? Кто, в конце концов, затеял всю эту историю с отправкой детей в этот мифический бункер?

Давина улыбнулась.

— Прощай, — провела ладонью по его щеке Давина. — Спасибо тебе за то, что был в моей жизни!

Она вновь скрутилась и в этот раз закричала от нахлынувшего приступа боли. А потом резко распрямилась и застыла с открытыми глазами.

Вожак минут тридцать сидел и смотрел в лицо любимой женщины. Приблизительно такое же отчаяние он чувствовал, когда умерла мама. На этом же корабле, только на другой палубе. С одной лишь разницей — тогда он был молод, и жизнь была впереди. Теперь он стар. И основа этой жизни, любимая женщина, канула в прошлое.