Юрий Никитин - Рождение Контролера

– Ага, еще и чесать!

– Это обязательно…

– Мечтай, мечтай!.. Ночью приснюсь, но ты не слишком усердствуй, а то у меня синяки останутся.

Мой внедорожник тут же распахнул дверцу только слева, для женщины ревниво не открыл.

Ингрид дождалась, когда сяду за руль, царственно улыбнулась. Ее автомобильчик тут же сорвался с места и унесся, как праздничная ракета.

Люди оптимисты, без этого бы не выжили, и я, почти позабыв о глобальных рисках, в новом доме страстно занимался отрабатыванием методов CRISPR.

Это не только новая стратегия точной модификации человека с использованием редактирования генома, но и возможность легкого и недорогого редактирования любой генетической информации. Но гладко на бумаге, но забыли про овраги, я еще с первых попыток понял, что иду по минному полю.

Чтобы оптимизировать редактирование, нужно потратить годы, это я усвоил, однако теперь появилась надежда продвинуться быстрее. Все мы такие эксперименты проводим по старинке, почти что методом тыка, но сейчас я со своими возможностями могу такие эксперименты проводить в виртуальном пространстве, что дает ускорение в тысячи раз, а для реального оставить только проверку на живом материале, тех же моих мышках.

Теперь на высокоскоростном хай-теке не экономлю, лицо Ингрид возникло на экране во всю стену, глаза и без того круглые, распахнулись шире.

– Ого! Это где ты?

– Дома, – ответил я.

– Ты что, в самом деле женился на миллионерше?

Я ответил скромно:

– Могу только на миллиардерше. Так как я сам весьма как бы миллионер… Или на Золушке.

Она сказала пораженно:

– Так это все-таки ты тогда спер гранд в двенадцать миллионов долларов? А как сумел подставить бедного Медведева!

– Точно, – согласился я. – Только никому не говори, я тебе отстегну на мороженое.

– На два, – велела она. – Больших!.. С орехами. Новости интересуют?

– Давай, – сказал я. – За кого Аня Межелайтис собирается выйти замуж?

Она переспросила:

– Кто-кто?.. Это кто-то из ваших? Не знаю такую. Сейчас прорабатывается в строжайшей тайне создание Комитета по Предотвращению Глобальных Катастроф. Предполагается, что в наше нестабильное время он будет наделен чрезвычайными полномочиями, о которых распространяться нельзя нигде и никому. Родным тоже. Все понял?

– Кроме самой малости, – сказал я. – Ты что, допущена?

Она наморщила нос, но получилось неважно, хорошо морщить только курносенькие, а не такие рубильники.

– Нет, сам знаешь.

– Тогда…

Она фыркнула.

– Я вроде связная. У нас с тобой получилось дважды, потому не хотят ломать налаженное.

– Это у нас налаженное?.. И вообще, что они имеют в виду, что получилось дважды?.. Я думал, только раз… Или в самом деле дважды? Блин, за нами в самом деле наблюдают так плотно?

– Ты какой-то подозрительный, вечно тебе не то слышится.

– А что должно?

Она ответила серьезным голосом, не реагируя на провокации:

– Они имеют в виду убалтывание Стельмаха и операция по освобождению заложницы.

Я двинул плечами.

– Ладно, у них свои причуды. Чрезвычайные полномочия выколачивают, чтобы действовать без указания сверху, или нет? Без такой сладкой бюрократии и долгого согласования с какого края стола положить бумажку?

– С ходу ловишь, – сказала она поощряюще. – Как собака муху. Что значит профессор… А ты в самом деле он самый? Настоящий?

– Ты же щупала, – напомнил я. – Значит, главным был вопрос сферы действия. Пункт преткновения в том, что наша страна в силу отсталости… ладно-ладно, в силу твердых авторитарных законов как бы вне опасности… Действовать придется за кордоном, вся зараза идет оттуда. А это не совсем, хотя ГРУ действует, но мы делаем вид, что вообще никакого ГРУ не существует. Так?

Она посмотрела с вызовом.

– А что тебя тревожит?

– А ты как думаешь?

Она поколебалась, ответила нехотя:

– Сам знаешь. Мещерский сказал, согласовывать по дипломатическим каналам такое просто ну никак. Да и всяк пожелает сам решать свои собственные проблемы. Тем более что ряд стран покровительствует таким работам, знаешь ведь?

– Еще бы.

Она вздохнула, на лицо набежала легкая тень.

– Простой обыватель знает только, что в Ираке велись работы по созданию атомного оружия, но Израиль разбомбил, в Китае, к примеру, на законодательном уровне разрешены работы по генной модификации человеческого эмбриона, что запрещены во всей Европе, США и даже в России!.. В общем, завтра-послезавтра решение будет принято. Будь готов прибыть сразу же, дело очень серьезное.

Она смотрит со стены строго и требовательно, я хотел ответить, что в своей лаборатории тоже не пирожки из песка леплю, но ощутил, что на этот раз прозвучит неубедительно. Моя работа важнее, безусловно, однако трудно работать над геномом, если в доме вспыхнет пожар, а он уже разгорается в разных уголках планеты.

– Хорошо, – ответил я серьезно. – как только, так сразу!

– До завтра, – сказала она. – Буржуй недорезанный.

Экран погас, я некоторое время еще смотрел на его зеркальную поверхность, думая над тем, что даже Ингрид не знает, не говоря уже о Мещерском, что не просто подхожу больше, чем многие из его людей, а просто необыкновенно подхожу, потому что могу мониторить все разработки по всему миру.

От меня на некоторое время могут ускользнуть разве что самые скрытые, в каких-то подземных бункерах на большой глубине, куда не достанут никакие особые бомбы, где все компьютеры и все-все не имеют выхода на поверхность…

…но этим людям нужно чем-то питаться, они должны получать материалы, а такое удается отследить по логистике, доставляемым грузам…

Более того, можно просмотреть базы ученых и вычислить, какие группы исчезли из поля зрения, над чем работали до исчезновения…

– Посмотрим, – пробормотал я, – что могу сделать для этого, как его, человечества…

– Которого восемь миллиардов, – сказала она.

Я сказал злорадно:

– Ага, уже и ты видишь, что их многовато?

– Мы тоже они, – ответила она.

Как и обещала, она позвонила на другой день ближе к полудню. Решение в целом принято, я должен все бросить и мчаться со всех ног, а там она встретит и проведет, так как у меня все еще нет пропуска.

– Не лопни, – посоветовал я, – какая гордыня, пропуск у нее, видите ли…

– Завидовать нехорошо, – сообщила она. – Жду. Звякни, когда свернешь с трассы.

В кабинете Мещерского рядом со столом расположился в кресле тот самый красномордый генерал, на коленях исполинский планшет, но едва я вошел, тут же закрыл, бросив на меня взгляд, переполненный подозрением, словно у меня на груди бодро болтается табличка с надписью «Агент Госдепа».

Мещерский кивнул мне и указал на свободное кресло.