Станислав Лем - Человек с Марса (Сборник)

— А может быть, состояние, в котором сейчас пребывает машина, это ее нормальное состояние? — спросил я. — Ведь неизвестно, как должно вести себя такое создание… Мне кажется, нам не следует заниматься сравнениями, то есть стараться очеловечивать… объект.

Все внимательно посмотрели на меня.

— Простите, возможно, я ляпнул глупость. Это были речи дилетанта.

— Мы ничуть не меньшие дилетанты, — возразил профессор, который уже разделался со второй чашечкой кофе и теперь крутил хлебные шарики, — а ваше мнение вполне справедливо. Увы, реакция машины в тот момент, когда мы открыли снаряд, была аналогичной…

— Можно ли наконец узнать, что, собственно, происходит? — спросил я. — Мне уже пришлось услышать столько недомолвок, что я прямо-таки сгораю от любопытства.

— Вы правы, — сказал седоватый стройный мужчина, которого называли доктором. — В тот момент, когда мы, воспользовавшись ацетиленовыми резаками, отсекли макушку раскаленной стальной сигары, которую представлял собой снаряд с Марса, в отверстии показался этакий металлический змеевик. Вы его, вероятно, заметили, если смотрели внимательно…

Я кивнул.

— Змеевик, возможно, коснулся одного из наших рабочих, точно установить не удалось, при этом он проделывал резкие, как бы спазматические движения. Потом появился корпус, который вывалился на землю с высоты нескольких метров, и замер. Неподвижность он сохраняет до сих пор, то есть уже больше недели.

— И что же тут странного? — сказал я.

— А то, что рабочий, у которого в руках был резак, умер в тот же день. С признаками апоплексического удара. А вскрытие не показало никаких других изменений, кроме легкого перенасыщения мозга кровью…

— И вы предполагаете…

— Мы, молодой человек, ничего не предполагаем. Помните, что сказал старик Ньютон? Hypotheses non fingo — гипотез не измышляю. Да, да, мы только исследуем, но никаких гипотез не придумываем. Установлено, что близость машины может привести к некоторым печальным последствиям вплоть до потери жизни, и об этом надлежит помнить.

Потом он обратился деловым тоном к Фрэйзеру:

— Коллега, вы подготовили на сегодня все?

— Да. В девять ареантропа переведут с помощью доставленных подъемников в малый монтажный зал, там мы поместим его в контейнер, заполненный смесью газов, рекомендованных доктором, и постараемся, снизив давление до марсианского, восстановить его жизненные функции. Я думаю, это должно получиться, если, конечно, нет никаких повреждений в его механизме.

— А как чувствуют себя свинки, помещенные в камеру со свинцовым экраном?

— Я еще не видел… — смутился Фрэйзер. — Не знаю, ведь мы поместили их туда лишь в пять утра.

Розовое личико профессора налилось кровью.

— Если все мы станем работать, как вы, господин Фрэйзер, то марсианин сбежит от нас через окно и его не поймаешь. Ничего себе! Не видел… не знаю… — бурчал старый холерик, разбрасывая хлебные шарики по всему столу.

Фрэйзер быстро встал и подошел к нише в стене. Я услышал, как звякнула трубка интеркома.

Минуты через полторы Фрэйзер вернулся на свое место, медленно опустился в кресло и посмотрел в глаза профессору. Тот поерзал на стуле, открыл рот и ждал.

— Ну?!

— Все свинки подохли, — глухо сказал Фрэйзер. — Теперь есть две возможности: либо доза безвредна для человека, но убийственна для защищенных свинцовым экраном свинок, либо…

— Либо… Короче, ничего толком не известно, — сказал профессор. — Надо подождать до вечера, если мы хотим встретиться за ужином в полном составе. Усильте экран до максимума. Сколько у нас свинцовых пластин?

— Тридцать шесть по восемь сантиметров толщиной каждая, — сказал широкоплечий инженер.

— Значит, надо дать пятьдесят шесть сантиметров свинца…

— А если это не обычное линейное излучение и свинок необходимо экранировать со всех сторон? — спросил доктор.

— Вы считаете, что на Марсе действуют другие физические законы? — насмешливо бросил Фрэйзер.

— А вы уверены, что постигли уже все без остатка? — поддержал доктора профессор. — Когда я был в ваших летах, мне тоже казалось, что я знаю все… Я думаю, доктор прав. Пожалуйста, сделайте экран в форме цилиндра и дайте фильтры для дыхания. Или нет, лучше закрыть герметично, а внутрь поместить баллон с кислородом. Пожалуйста, сделайте это сейчас же и поместите в камеру с марсианином.

Все медленно вставали из-за стола. Профессор ухватил Фрэйзера за руку, подвел к окну и принялся что-то втолковывать, водя пальцем по стеклу.

Доктор подошел ко мне.

— Как вам нравится наш профессор? — спросил он, потирая тонкий длинный нос. — Ворчун, а? Но скажу вам: голова! — И он постучал себя пальцем по лбу. — Знаете, я уговорю Финка показать вам все, что мы вынули из снаряда. Любопытные вещицы. Правда, я уже один раз видел, но, понимаете, профессор все держит под замком.

Доктор кивнул инженеру, седому брюнету со светло-голубыми глазами и смуглым лицом, и мы вышли в коридор.

— Простите, господа, но, если я верно понимаю, в вашей работе нет ничего противозаконного, так почему такая таинственность? И странные пароли, способы переговариваться… Почему инженер Линдсей не мог просто приехать сюда? Я бы, возможно, не стал участником столь невероятно любопытных исследований, если б…

— Потому, видите ли, что ваши коллеги по перу жить нам не дают, — прервал импульсивный доктор. — Потому, понимаете ли, что парк пришлось бы обнести колючей проволокой и пустить собак. Потому, наконец, что они уже унюхали, не знаю только как, что профессор Уиддлтон как-то связан с упавшим метеоритом… К счастью, головы у ваших соперников забиты Японией. И все же узнай они, что здесь находится светоч современной астрофизики вместе с крупными специалистами по атомной физике, что с нами такие инженеры-конструкторы, как господин Финк, и такие электротехники, как Линдсей, которого мы, к слову, привлекли всего лишь три дня назад, то, уверяю вас, никакие стены, заборы и рвы нам бы не помогли.

Беседуя, мы подошли к лаборатории — большому залу с частично застекленным потолком, оборудованному новейшим образом. Воздух перемешивали лопасти больших вентиляторов, всюду блестели стекла стоящей рядами аппаратуры, по стенам выстроились сосуды, заполненные химическими реактивами всех цветов. Там и сям шипели газовые горелки. В другой части зала столы были забиты оптическими приборами и сложными механизмами, напоминающими часовые, назначение которых было мне не известно. Мы прошли через этот зал, и в следующем помещении я увидел развешанные по стенам цветные снимки, изображающие местность, в которой упал метеорит.

Признаюсь, рассматривал я их весьма бегло. Да и снимки самого снаряда, сигары с тупым концом, не вызвали у меня особого интереса. Мои спутники это заметили.