Филип Дик - Король эльфов. (Сборник)

Унтермейен захлопнул дверцу, прищемив кому-то пальцы.

Машина набирала скорость, и, кляня пришельцев последними словами, нападающие отскакивали в стороны. Огромный рыжеволосый детина, лежа на капоте, с упорством маньяка пытался нашарить за разбитым стеклом лицо водителя. Унтермейер резко крутанул руль вправо, рыжеволосый продержался еще секунду, отлетел, беззвучно шлепнулся на тротуар, да так и остался там лежать.

Автомобиль вильнул, накренился и скрылся за рядами осыпающихся зданий. Визг тормозов замер вдали.

Ферессон стоял и, точно зачарованный, смотрел на опустевшую дорогу, пока не почувствовал на своем плече руку Доуса.

— Да, укатили... — Ферессон тяжело вздохнул. — Ну, хоть Шарлота в безопасности.

— Пошли, — шепнул ему на ухо Доус. — Впереди длинный путь. Надеюсь, башмаки у тебя крепкие.

Ферессон непонимающе заморгал.

— Идти? Пешком?.. Но куда?

— До ближайшего нашего лагеря — тридцать миль. Дойдем, не сомневайся. — Доус бодро зашагал на север. Поколебавшись, Ферессон последовал за ним. — Мне доводилось ходить этой дорогой прежде, пройду и еще.

За их спинами вновь собралась толпа. Люди надрывали глотки, истерично размахивали руками, сосредоточив на этот раз весь свой гнев на дряхлом беспомощном Билтонге. Потеряв автомобиль, они теперь жаждали хоть чьей-нибудь крови. И вот, подобно бурлящей воде, размывающей плотину, обезумевшая толпа хлынула к бетонной платформе.

Перед тем, как толпа обрушилась на него, Билтонг в последнем судорожном усилии пытался отпечатать себе оборонительный щит, но незавершенная оградительная стена из пепла рассыпалась под тяжестью тел в считанные секунды...

Глазам Ферессона предстала ужасная картина — картина, от которой к горлу подступила тошнота, а державшие металлический ящик пальцы безвольно разжались. Ферессон оцепенело поднял ящик и, выпрямившись, что было сил прижал к себе. Ему хотелось бежать, бежать очертя голову, куда угодно, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого места. Прочь, в тишину и темноту, в зыбкие тени за поселением, в мертвую пустыню.

Прошагав два часа, Доус объявил привал и плюхнулся на черный пепел.

— Отдохнем чуть-чуть. Я прихватил с собой немного еды, так что, если в твоем «Ронсоне» осталась хоть капля горючего, приготовим вполне сносный ужин.

Ферессон открыл металлический ящик и отдал зажигалку Доусу.

Холодный злой ветер гнал над бесплодной равниной облака черного пепла. Неподалеку виднелись руины. Из-под выщербленных стен там и сям пробивались чахлые стебли сорняков.

— Не все так мертво, как кажется на первый взгляд, — заметил Доус, собирая среди пепла щепки и обрывки бумаги. — Ты видел собак и кроликов, а еще здесь повсюду разбросаны семена — полей пепел, и они тотчас прорастут.

— Полить? Но дождь... Я правильно подобрал слово?

— В лагерях мы роем колодцы. Вода есть даже в этой пустыне, нужно только до нее добраться.

Доус запалил газетный лист и, вернув зажигалку Ферессону, принялся подкладывать в маленький костерок сухие щепки.

Ферессон рассеянно крутил в руках зажигалку.

— А как вы делаете вещи вроде этой?

— Такое нам пока не по силам.

Доус достал из холщевой сумки пакет с едой и разложил на бумажной салфетке кусочки высушенного соленого мяса и слегка поджаренное зерно.

— Любой здоровый Билтонг, к примеру, тот же питсбургский, в два счета отпечатает безупречную копию зажигалки.

— Знаю. Это-то нас и сдерживает, приходится ждать, пока Билтонги сдадутся. А они сдадутся, будь уверен. Залезут в свои космические лоханки и уберутся на родную планету — оставаться здесь для них равносильно самоубийству.

Ферессон до хруста в суставах стиснул зажигалку.

— Выходит, в ближайшее время вместе с ними исчезнет и наша цивилизация?

— Много ты понимаешь в цивилизациях! — ухмыльнулся Доус. — Серебряные зажигалки, согласен, исчезнут, и надолго. А что до всего остального, то тут ты не прав. Конечно, нам придется всему учиться заново, каждому, кто намерен выжить, а это, по себе знаю, ох как непросто!

— Откуда ты?

— Из Чикаго. После того, как поселение распалось, я долго бродяжничал, убивал камнями кроликов, спал в подвалах, голыми руками отбивался от собак. В конце концов, я случайно набрел на лагерь, как потом оказалось, далеко не единственный в здешних краях. Ты вряд ли слыхал, но до Чикаго были и другие разрушенные поселения.

— И вы там. в своих лагерях, печатаете инструменты? Вроде твоего ножа?

Доус смеялся долго и громко.

— Говорят, не печатаете, а создаете. Мы создаем инструменты, изготовляем домашнюю утварь. — Он достал деревянную кружку. — Печатать — значит копировать. А вот что значит создавать, в двух словах не объяснишь. Чтобы понять, надо попробовать самому, но поверь мне на слово, создавать и копировать — совершенно разные вещи.

Доус расставил на пепле в ряд три предмета: изящный бокал «Стьюбен», самодельную кружку и неудавшуюся копию умирающего Билтонга.

— Перед тобой путь, проделанный нашей цивилизацией. Видишь, с чего все началось. — Доус указал на хрустальный бокал. — А вот где мы сейчас. — Он кивнул на деревянную кружку. — Она... Она, конечно, простая и неказистая, но, в отличие от этого хлама, она — реальная вещь. — Он подобрал копию и, поколебавшись секунду, яростно отшвырнул. Пролетев с десяток футов, подделка шмякнулась о землю и разлетелась на куски. — Когда-нибудь люди пройдут весь этот путь заново... Дорога трудна, но мы двигаемся в правильном направлении, шаг за шагом, и не остановимся, пока не вернемся сюда. — Он бережно уложил хрустальный бокал в металлический ящик. — Мы сохраним его, не для копирования, а как модель, как цель. Ты пока не улавливаешь разницы, но придет время — поймешь. А моя деревянная кружка... Не смейся, но за ней будущее человечества. Да если хочешь знать, она во сто крат лучше самой распрекрасной копии, ближе к хрусталю «Стьюбен», чем любая подделка!

— До чего же ты гордишься своим творением.

— Да еще как! — согласился Доус и поместил кружку в ящик рядом с бокалом. — Ты и это скоро поймешь. Конечно, прежде с тебя сойдет семь потов, но ты непременно поймешь.

Он взялся за крышку ящика, затем, помедлив, прикоснулся к зажигалке «Ронсон», с досадой покачал головой.

— Вряд ли я доживу до того времени, когда будут вновь изготовлять такие вещи. Путь слишком долог. — Он нехотя закрыл ящик. На его губах блуждала счастливая улыбка. — Но, слава Богу, мы уже в пути!

— Я собираюсь взять отпуск, — сказал жене за завтраком Спенс Олхэм. — По-моему, я его заслужил. Десять лет — достаточный срок.