Татьяна Трунова - Стремянка в небо

Идея понравилась. После некоторых споров о деталях решили говорить следующее: Шли в сумерках через аллею, и напал на них непонятный человек. С топором. Чего напал? Сумасшедший. Силища - страшная, еле отбились. Некоторые, правда, настаивали на версии о волке, но кто-то из мужиков резонно возразил, что волк в дом не полезет, а страхолюдина так запросто. Пусть лучше будет сумасшедший с топором - народ только крепче на запоры закроется.

О том, что напало на них в сумерках аллеи, говорить никому не хотелось. Страхолюдина, тварь, монстр - этих слов было достаточно. Они облекали непонятное существо в оковы плоти, пусть страшноватой, и не давали психике утонуть в ужасе, от которого хочется визжать и бежать без оглядки. Хотя, если честно, по дороге они все-таки бежали. Петя даже про похмелье забыл, чувствуя себя как никогда бодро.

Деревня встретила их обычной вечерней тишиной. Треск мотоцикла на другой ее конце и взбрех какой-то неугомонной собаки не в счет. Никакой беготни, суматохи, воплей, чего мужики подсознательно боялись.

Они переглянулись:

- Ну что, начинаем?

- Начинаем.

Первый дом получился комом. Мужики бекали, мекали и чувствовали себя крайне неловко. Однако искренняя тревога, которая сквозила в их лицах, исправила дело. Рассказ о сумасшедшем с топором открывший дверь дачник воспринял серьезно. Он сразу принялся загонять в дом детей. Те орали, сопротивлялись, в общем, создавали шумовую завесу, от которой хочется быть подальше. Если бы сумасшедший существовал на самом деле, он бы сюда и не сунулся. Справившись с непослушными чадами, дачник принялся благодарить за заботу, перемежая поток благодарностей руганью в адрес родной милиции, которая и не защищает, и не бережет. Другими словами, не выполняет своих прямых обязанностей.

- Кстати, о милиции, - раскрыл рот молчавший доселе мужичок, когда дверь за дачником захлопнулась. Петя этого деятеля жуть как не любил. И не он один. Таким непопулярным его делали склочный характер и привычка постоянно материться не к месту. Да и мат у него был какой-то сальный, коробивший даже привычных ко всему сельских жителей, которые тоже, прямо скажем, академиев не кончали. Сейчас же мужичок, а звали его Миха, выражался культурно. Видимо от шока. - Туда тоже сообщить надо.

- Тоже о мужике с топором?

- Ага.

- Прям таки они его ловить будут. Ладно, до Зойкиного оврага дойдем и позвоним. Здесь вообще связь не берет.

До оврага добрались быстро. Говорили теперь складно, не мямлили. Петя прямо сам поверил в напавшего на них сумасшедшего.

- А чего овраг-то Зойкин? - вполголоса поинтересовался Федор, пока мужики хором уговаривали глухую бабку Аграфену поберечься.

- Да коза однажды туда свалилась. Зойка. С тех пор овраг стал Зойкиным.

На лице Федора легко читалось разочарование.

После того, как дело было сделано, все заторопились по домам. Петя сначала тоже рванул по направлению к родной избе, но при зрелом размышлении решил сделать крюк: еще раз зайти к Арменычу. Вдруг удастся уговорить того переночевать у Пети? Парень за него боялся: одинокий, беспечный, мало ли что? А так все вместе, и душа не болит, как он там. Арменыч был не только беспечным, но и упрямым, поэтому, шагая к подъезду с крашеной деревянной дверью, Петя готовил убедительную речь. К его удивлению, Арменыч сопротивляться не стал. Он споро собрал необходимое и, спустя короткое время, они оказались в избе.

Повечеряли молча. Мать, было, попыталась растрясти Петю на красочные подробности о нападении маньяка с топором, но он устало ее перебил:

- Мать, давай потом, а? Устал я, сил нет.

Врать ему надоело до чертиков, пусть даже и во благо. Еще было стыдно перед Арменычем, но тут уж ничего не попишешь: тот бы точно не поверил в страхолюдину и остался дома. Мог и дверь не запереть, с него станется. Слава богу, мать сразу отстала - Петя действительно выглядел неважно.

- Хорошо, Петенька.

Тяжелый день, усугубленный похмельем, и сытный ужин манили упасть в постель. Чувство ответственности возражало. В конце концов, оно, правда, с небольшим отрывом по очкам, победило. Завистливо глянув на Федора с Арменычем, которые уже раздевались, готовые броситься в гостеприимные объятия раскладушки и дивана (Арменычу как старому человеку и гостю в одном лице выделили диван в горнице. Мать себя старой не считала, поэтому полезла на печь.), Петя побрел проверять запоры. Марс увязался за ним - охранять и, вообще, поучаствовать. В принципе, ничего этого делать было и не нужно, но порядок есть порядок: перед сном принято дозором обойти дом.

Задняя дверь, которая выходила на огороды, хвасталась новым ригельным замком. Петя с удовольствием огладил его серебристую поверхность и дернул ручку. Дверь, сбитая из толстых досок, даже не шелохнулась. Заперто. Калитка и передняя дверь тоже не обманули ожиданий.

- Ну что, морда, спать?

Марс согласно дернул ухом, слышу, мол, хозяин. Все его внимание было отдано блохе, коварно засевшей в основании хвоста с роскошным рыжим очесом.

Сон оказался не менее коварен. Не успел Петя забраться под одеяло, как он улетучился, забрав с собой усталость. Голова стала ясная-ясная, свежая-свежая, хоть и не ложись. Однако он лег и честно попытался приманить сон обратно. Он пил воду, взбивал подушки, считал баранов... Тщетно.

"Почитать что ли?" Он обернулся и задумчиво посмотрел на шкаф у дальней стены своего закутка. Сероватый свет из окна, разбавлявший темноту, позволял разглядеть ряды книг на полках. Они манили, но как-то вяло. "Или не читать?" Его сомнения разрешились самым действенным способом: в дверь постучали. Постучали осторожно, деликатно, как и полагается стучать в это время суток. Нет, конечно, наносить визиты людям в это время суток все равно неприлично, и даже очень неприлично, но, видать, кому-то приспичило.

- Кому там не спится? - вслух удивился Петя. Остальные сонно заворочались. Федор даже поднял с подушки растрепанную голову.

- Петька, открывай! - отозвался звонкий молодой голос.

- М-митька? - одними губами прошептал Петя.

Марс рычал, прижавшись боком к коленям хозяина. Его обычно плотно прилегающая шерсть встала дыбом, отчего пес начал походить на лохматый и очень злой шар. Только искры не летели. Петя и не подозревал, сколько ярости таится в этой обычно спокойной собаке.

- Митенька! - мать уже была у двери, она рвала замок, стремясь как можно скорее оказаться снаружи. Ее нетерпение только замедляло дело, что позволило Пете несколько прийти в себя. Одним движением он оторвал мать от замка и, крепко держа женщину, крикнул в сторону двери:

- Пошел вон!

Затем он развернул мать к себе, обнял и посмотрел в глаза. Говорить он при этом старался как можно убедительнее: