Лоис Буджолд - Границы бесконечности. Братья по оружию

Клон хмыкнул с горьким презрением.

— Вряд ли. Я всегда знал, что к чему. Я с самого начала знал, кто я такой. Видишь ли, клонов на Архипелаге Джексона отправляют на воспитание к платным родителям. У искусственно выращенных клонов вечные проблемы со здоровьем: подверженность инфекциям, кардиоваскулярная недостаточность… А люди, которые платят за пересадку мозга, хотят очнуться в здоровом теле. У меня был сводный брат… чуть старше меня… — Клон помолчал, сделал глубокий вдох. — Мы вместе выросли. Но он не получил образования. Я научил его немного читать… Перед тем как за мной явились комаррцы, лаборанты увели его. Чисто случайно я снова увидел его. Меня отправили получить пакет в космопорте, хотя я не должен был появляться в городе. Я увидел брата в здании вокзала: он входил в зал для пассажиров первого класса. Я бросился к нему. Только это был уже не он. В его голове сидел какой-то отвратительный старик. Охранник оттолкнул меня…

Клон резко повернулся к Майлзу:

— О да, я знал, что к чему! Но на этот раз… На этот раз клон с Архипелага Джексона повернет по-своему. Я не позволю тебе сожрать мою жизнь, я выпью твою.

— А куда денешь собственную? — с отчаянием спросил Майлз. — Где тогда будет Марк? Похоронишь его вместе с Майлзом? Ты уверен, что в могиле буду лежать я один?

Клон содрогнулся.

— Когда я стану императором Барраяра, — сказал он сквозь зубы, — никто меня не достанет. Власть — это безопасность.

— Позволь дать тебе совет, — устало улыбнулся Майлз. — Безопасности не существует. Только разные степени риска. И провал.

А если он позволит запоздалому синдрому единственного ребенка погубить себя в последний момент? Есть ли кто-то живой там, за этими до ужаса знакомыми серыми глазами, которые с такой яростью глядят на него? Чем его пронять? Начала. Клон явно чувствует начала. Это в окончаниях у него нет опыта.

— Я всегда знал, — тихо проговорил Майлз (клон придвинулся ближе), — почему у моих родителей не было детей, кроме меня. Дело не только в повреждении тканей, вызванном солтоксином во время покушения на мать. С технологиями, которые уже тогда существовали на Колонии Бета, можно было иметь кучу детей. Мой отец делал вид, что у него нет ни секунды, что он занят до смерти и потому не может оставить Барраяр, но мать могла взять его генетический материал и полететь на Колонию Бета одна.

Причиной отсутствия других детей был я. Мое уродство. Если бы у отца с матерью родился другой, здоровый сын, на них оказали бы чудовищное социальное давление, чтобы сделать наследником здорового ребенка. Ты думаешь, я преувеличиваю ужас, который испытывает Барраяр перед мутациями? Мой родной дед сам хотел решить этот вопрос, попытавшись удушить меня в колыбели, после того как ему не удалось уговорить мать сделать аборт. Сержант Ботари — у меня с рождения был личный охранник — был ростом в два метра и, не смея поднять оружие на Великого Генерала, поднял его самого и держал у себя над головой, стоя на балконе тридцатого этажа, пока генерал Петер не попросил — очень вежливо — опустить его на пол. После этого они пришли к согласию. Я узнал эту историю от деда много лет спустя. Сержант мало разговаривал.

Позже дед научил меня ездить верхом. И подарил мне кинжал, который ты прицепил себе на пояс. И завещал мне половину своих владений, большая часть которых все еще светится по ночам после цетагандийского ядерного удара. И поддерживал меня в тысяче мучительных, типично барраярских ситуаций, не позволяя отступать, пока я не научусь справляться с ними — или не умру. А умереть мне хотелось часто.

Родители, в отличие от деда, были невероятно добры и осторожны со мной… Полное отсутствие замечаний с их стороны было ужаснее любого крика. Даже когда мне разрешали рисковать, даже тогда они чересчур опекали меня, ведь они позволили мне задушить всех моих братьев и сестер еще до их рождения. Лишь бы я ни на миг не усомнился, что достаточно хорош для них… — Майлз резко оборвал рассказ, потом добавил с грустью: — Может, и хорошо, что у тебя не было родных. В конце концов они только сводят вас с ума.

«И как мне теперь спасти этого брата, о существовании которого я не знал, не ведал? Мне нужно выжить, сбежать, разоблачить комаррский заговор, устроить побег капитану Галени, предотвратить убийство императора и отца, не допустить, чтобы дендарийцы попали в мясорубку, а я…

Ладно. Если я спасу брата, все остальное получится само собой. Я прав. Место и время для сражения, здесь и сейчас — пока не вынуто настоящее оружие. Если разорвать первое звено, рассыпется вся цепь».

— Я точно знаю, что я такое, — медленно, каким-то ржавым голосом произнес клон. — Тебе не превратить меня в мертвого глупца.

— Ты — то, чем себя делаешь. Сделай другой выбор — и изменишься.

Клон медлил, чуть ли не впервые встретившись с Майлзом взглядом.

— Какую гарантию ты дашь, чтобы я поверил тебе?

— Слово Форкосигана!

— Ха!

Майлз серьезно задумался. Потом, глядя на клона, заговорил:

— До этого дня твоя жизнь строилась на предательстве. Вся. Поскольку у тебя нет опыта доверия, естественно, ты не можешь с уверенностью выносить суждения. Скажи мне сам — какой гарантии ты ждешь? Во что ты можешь поверить?

Клон открыл рот. Потом закрыл его и покраснел.

Майлз едва не улыбнулся.

— Видишь, в чем загвоздка? — тихо спросил он. — Ущербная логика. Человек, который исходит из того, что все — ложь, ошибается так же жестоко, как и тот, что верит, что все — правда. Если тебя не устраивает никакая гарантия, значит, дело не в гарантиях, а в тебе самом. Но ты — единственный, кто может это изменить.

— Что же я могу сделать? — пробормотал клон. В его глазах мелькнуло сомнение…

— Проверь меня! — выдохнул Майлз.

Клон застыл. У Майлза раздулись ноздри. Уже горячо, ох как горячо! Он почти убедил брата…

Распахнулась дверь. В комнату ворвался дымящийся от ярости Галени в сопровождении ошалелых охранников.

— Ах черт, время!.. — пробормотал клон. Он нехотя выпрямился и вздернул подбородок.

«Ах черт, как не вовремя!», — мысленно завопил Майлз. Если бы у него была хоть пара минут…

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — яростно проскрежетал Гален, будто сани по булыжнику проехали.

— Увеличиваю время на выживание с тех пяти минут, которые продержался бы, ступив на Барраяр, — хладнокровно ответил клон. — Тебе ведь нужно, чтобы я там хоть немного продержался? Разве нет?

— Я же говорил тебе — это слишком опасно! — Галени почти кричал. — Я всю жизнь сражаюсь с Форкосиганами. Они самые хитроумные лжецы, когда-либо облекавшие свой эгоизм, свою алчность в одежды псевдопатриотизма. И этот такой же. Его ложь собьет тебя с пути, одурманит, погубит в конце концов: он тонкая штучка, этот подонок, и он никогда не забывает о собственной выгоде.