Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр

Чуть приоткрыв глаза, Форкосиган потянулся было за хрустальной рюмкой, наполненной янтарной жидкостью, но передумал и взял вместо нее белую бутылку. Рядом с ней стояла небольшая мерная стопка, но он пренебрег ею и сделал глоток белой жидкости прямо из горлышка. Издевательски ухмыльнувшись бутылке, он сменил ее на хрустальную стопку. Отхлебнул, подержал напиток во рту, наконец проглотил и еще глубже погрузился в кресло.

— Жидкий завтрак? — осведомилась Корделия. — Так же вкусно, как овсянка с заправкой из рокфора?

Глаза его широко распахнулись.

— Ты… — хрипло сказал он через секунду. — Не видение.

Он начал вставать, потом передумал и снова упал в кресло, весь одеревенев от смущения.

— Я не хотел, чтобы ты увидела…

Корделия поднялась по ступеням, придвинула поближе шезлонг и уселась. «Дьявольщина, я сразу поставила беднягу в неловкое положение, застигнув в этаком виде. Как же мне его успокоить? Мне так хочется, чтобы он был спокоен — всегда…»

— Я вчера прилетела и пыталась позвонить, но никак не могла тебя застать. Раз ты ждешь видений, то, видно, питье это необыкновенное. Налей и мне тоже.

— По-моему, тебе больше понравится другое. — Форкосиган налил ей из второго графина. Вид у него был по-прежнему потрясенный. Любопытствуя, она пригубила его рюмку.

— Фу! Это не вино.

— Бренди.

— Так рано?

— Если я начинаю сразу после завтрака, — объяснил он, — то как правило к полудню уже теряю сознание.

А полдень уже близко, поняла она. Сначала его речь ввела ее в заблуждение: адмирал говорил так же внятно, как всегда, только чуть медленнее и нерешительнее обычного.

— Наверное, существует и менее ядовитая анестезия. — Золотистое вино оказалось превосходным, хотя и слишком сухим на ее вкус. — И так каждый день?

— Господи, нет! — содрогнулся он. — Самое большее — два-три раза в неделю. Один день пью, другой — болею: похмелье отвлекает не хуже выпивки. А еще выполняю разные поручения отца. В последние несколько лет он довольно заметно сдал.

Постепенно он приходил в себя, первоначальный страх показаться ей отвратительным начал отступать. Форкосиган сел, знакомым жестом потер лицо, надеясь протрезветь, и попытался завести непринужденный разговор:

— Славное платье. Гораздо лучше, чем та оранжевая штука.

— Спасибо, — она охотно ухватилась за предложенную тему. — К сожалению, не могу сказать того же про твою рубашку: это, часом, не образчик твоего вкуса?

— Нет, это подарок.

— Ах, вот как. Ты меня успокоил.

— Нечто вроде шутки. Несколько моих офицеров скинулись и купили ее мне, когда меня в первый раз произвели в адмиралы, перед Комаррой. Когда я ее надеваю, я всегда их вспоминаю.

— Очень мило. В таком случае я, наверное, смогу к ней привыкнуть.

— Трое из четырех уже погибли. Двое — на Эскобаре.

— Ясно. — Вот вам и непринужденный разговор. Она поболтала вино, оставшееся на дне рюмки. — Ты выглядишь отвратительно. Весь опухший…

— Да, я перестал тренироваться. Ботари совсем разобижен.

— Я рада, что у Ботари не было слишком больших неприятностей из-за Форратьера.

— Все висело на волоске, но мне удалось его оправдать. Помогли показания Иллиана.

— И все же его уволили.

— Почетная отставка. По медицинским показаниям.

— Это ты присоветовал отцу его нанять?

— Да. По-моему, самый разумный выход. Он никогда не будет нормальным в нашем понимании этого слова, но так, по крайней мере, у него остались форма, оружие и какие-то правила, которые надо выполнять. Это помогает ему найти равновесие. — Он медленно провел пальцем по краю стопки с бренди. — Видишь ли, он четыре года был ординарцем Форратьера. Когда его в первый раз перевели на «Генерал Форкрафт», он уже был не вполне Здоров. На грани шизофрении: раздвоение памяти, голоса и все такое прочее. Довольно жутко. Похоже, единственная роль, которую он может играть в человеческом обществе, — роль солдата. Так у него есть некое самоуважение. — Он улыбнулся ей. — А ты, наоборот, выглядишь просто чудесно. Ты сможешь… э-э… погостить подольше?

На его лице читалось неуверенное желание, безмолвная страсть, спрятанная за смущением. «Мы так долго колебались, — подумала она, — что это стало привычкой». Потом до нее дошло: он боится, что она всего лишь приехала в гости. Чертовски долгий путь, чтобы просто поболтать. Ты-таки пьян, мой друг.

— Сколько захочешь. Когда я вернулась домой, то увидела, что… дом изменился. Или я изменилась. Все разладилось. Я поссорилась практически со всеми и улетела, еле опередив… э-э… немалые неприятности. Я не могу вернуться. Я подала в отставку — отправила письмо с Эскобара, и все мое имущество находится на заднем сидении флайера там, внизу.

Какое наслаждение — видеть этот восторг, вспыхнувший в его глазах! Ну, значит, все в порядке.

— Я бы встал, — проговорил он, потеснившись в кресле, — но почему-то сначала у меня отказывают нош, а уж потом — язык. Я бы предпочел упасть к твоим ногам несколько более достойно. Я скоро приду в себя. А пока, может, ты переберешься ко мне?

— С радостью. — Она пересела. — А я тебя не раздавлю? Я все-таки не статуэтка.

— Ничуть. Ненавижу крошечных женщин. Ага, вот так лучше.

— Да. — Корделия пристроилась рядом, положив голову ему на плечо, и обвила его руками. Взятый ею в плен, Форкосиган издал какой-то непонятный звук — то ли вздох, то ли смех. А ей хотелось бы сидеть так вечно.

— Тебе придется отказаться от идеи алкогольного самоубийства.

Он наклонил голову набок.

— А я-то думал, что действую достаточно тонко.

— Не слишком.

— Ну что же, не возражаю. Это чертовски неудобный способ.

— Да, и ты напугал отца. Он так странно на меня посмотрел!

— Надеюсь, не гневно. У него есть совершенно особый, испепеляющий взгляд. Отработан за долгую жизнь.

— Ничуть. Даже наоборот. — Корделия рассмеялась и довернула голову, чтобы получше рассмотреть его лицо. Да, так-то лучше…

— Я и побреюсь, — пообещал он в порыве энтузиазма.

— Не надо так стараться из-за меня. Я ведь тоже вышла в отставку. Как говорят, сепаратный мир.

— Действительно, мир. — Он уткнулся ей в волосы, вдыхая их аромат.

Через несколько недель после свадьбы они впервые совершили совместную поездку: Корделия сопровождала Форкосигана в императорский госпиталь в Форбарр-Султане. Они ехали в лимузине старого графа. Ботари сидел за рулем, совмещая обязанности шофера и телохранителя. Корделии, которая только недавно научилась разбираться во всех оттенках его молчания, показалось, что сержант напряжен. Он неуверенно взглянул поверх ее головы, когда она уселась рядом с Форкосиганом.

— Вы сказали ей, сэр?

— Да, сказал. Все в порядке, Ботари.