Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

Кому еще в Диаспаре он навредил, кого опечалил? Он подумал о Джизираке, своем наставнике, который был так терпелив с ним — своим, должно быть, самым трудным учеником. Он припомнил все самые малейшие знаки доброты, которые высказывали ему его родители все эти годы. Теперь все это представлялось ему конечно куда более значительным, чем в свое время… И еще он подумал об Алистре. Она любила его, а он то принимал, то отвергал ее любовь — по прихоти. Быть может, откажись он от нее совсем, она была бы хоть чуть-чуть счастливее?

Его раздумья прервал мелодичный звонок стенного экрана. Тембр подсказал ему, что кто-то лично явился навестить его. Он дал сигнал впустить гостя и через несколько мгновений оказался лицом к лицу с Джизираком.

Наставник выглядел суровым, но враждебности в нем не чувствовалось.

— Меня попросили привезти тебя в Совет, Олвин, — сказал он, — Совет ждет, он хочет выслушать тебя, — Тут Джизирак заметил робота и принялся с любопытством его разглядывать, — Это, значит, и есть тот самый спутник, которого ты привез с собой! Я полагаю, ему лучше отправиться с нами.

Это как нельзя более устраивало Олвина. Робот однажды уже вызволил его из опасной ситуации и, возможно, придется снова прибегнуть к его помощи…

Алистра ждала их на пандусе, сбегающем к улице. Даже если бы Олвину и хотелось взвалить на нее вину за ту роль, которую она сыграла в обнаружении его тайны, у него не хватило бы на это духу. Ее отчаяние было слишком очевидно, а когда она метнулась к нему навстречу, глаза у нее были полны слез.

— Ах, Олвин! — всхлипывала она, — Что им от тебя нужно?..

Он взял ее ладони в свои с нежностью, которая удивила их обоих.

— Не волнуйся, — проговорил он. — Все будет хорошо. В конце концов, даже в самом худшем случае Совет может всего лишь отправить меня снова в хранилища Памяти, но мне как-то в это не верится…

Осторожно опустив руку девушки, он повернулся и следом за Джизираком направился к Залу Совета.

В приемной они подождали всего несколько минут, но Олвину этого хватило, чтобы подивиться, почему, если ему не страшно, он ощущает эту странную слабость в ногах. Ощущение было знакомо по тем временам, когда в Лизе он с трудом заставлял себя взбираться по склону холма, с которого Хилвар показал ему водопад и с вершины которого они увидели взрыв света, приведший их в Шалмирейн. Что-то сейчас поделывает Хилвар, подумал он, и суждено ли им встретиться снова? И тотчас же ему стало страшно важно, чтобы это оказалось возможным.

Огромные двери уплыли в стороны, и вслед за Джизираком он ступил в Зал Совета. Все двенадцать его членов уже сидели вокруг своего, сделанного в виде полумесяца стола, и Олвину польстило, что он не увидел ни одного не занятого места. Возможно, впервые за много столетий Совет собрался в полном составе.

Большинство членов Совета Олвин знал в лицо, и вид такого числа знакомых придал ему уверенности. Как и Джизирак, эти люди не казались настроенными враждебно, они были просто изумлены и сгорали от нетерпения. В конце концов это были носители здравого смысла. Они могли испытывать раздражение от того, что кто-то доказал им, что они ошибаются, но в том, что они затаили против него недоброжелательство, Олвину не верилось. Когда-то такой вывод мог оказаться чересчур поспешным, но человеческая природа в некоторых смыслах изменилась к лучшему.

Они выслушают безо всякой предвзятости, но вся штука была в том, что их мнение не имело решающего значения. Его судьей будет не Совет. Им будет Центральный Компьютер.

Не было никаких формальностей. Председатель объявил заседание открытым и повернулся к Олвину.

— Мы бы хотели, Олвин, — произнес он достаточно благожелательно, — чтобы ты рассказал нам, что произошло с тобой с того времени, как ты исчез десять дней назад.

Употребление слова «исчез» означало очень многое, подумалось Олвину. Даже сейчас Совету не хотелось признавать, что кто-то побывал за пределами Диаспара. Он подумал — а знают ли эти люди о том, что в городе бывают чужие, и, в общем, усомнился в этом. Будь это так, они выказали бы куда больше тревоги.

Он рассказал свою историю ясно и ничуть не драматизируя. Только в одном месте он отошел от строгого фактического изложения событий и ни слова не сказал о том, каким образом ему удалось ускользнуть из Лиза. Казалось более чем вероятно, что к этому методу ему придется прибегнуть снова.

Было очень интересно наблюдать, как отношение членов Совета к его рассказу мало-помалу менялось. Сначала за столом сидели скептики, отказывающиеся примириться с отрицанием, по сути дела, всего, во что они верили, с разрушением их сокровеннейших предрассудков. Когда Олвин поведал им о своем страстном желании исследовать мир, лежащий за пределами города, и о своем ни на чем, в сущности, не основанном убеждении, что такой мир в действительности существует, они смотрели на него, как на какое-то диковинное существо. С их точки зрения, так оно и было. Но в конце концов им пришлось допустить, что он оказался прав, а они ошибались. Им могло очень и очень не нравиться то, что рассказал Олвин, но они более не в состоянии были закрывать глаза на эти факты. Если у них и появилось такое искушение, то стоило только кинуть взгляд на молчащего спутника Олвина, чтобы от этого искушения избавиться.

— Мне представляется большой трагедией, — говорил Олвин, — что две сохранившиеся ветви человечества оказались разобщенными на такой огромный отрезок времени. Возможно, он и наступит, тот день, когда мы узнаем, почему это произошло, но сейчас куда более важно поправить дело и принять все меры к тому, чтобы впредь такого не случилось. Когда я был в Лизе, то протестовал против мнения, что они превосходят нас. У них может оказаться много такого, чему они в состоянии нас научить, но и мы можем дать им многое. Если же мы будем считать, что нам нечего почерпнуть друг у друга, то разве не очевидно, что неправы будут и те, и другие? — Он выжидательно посмотрел на полукольцо лиц и с воодушевлением продолжил: — Наши предки построили общество, которое достигло звезд. Люди передвигались между этими мирами как им заблагорассудится, а теперь их потомки носа не высунут за стены своего города. Хотите, я скажу вам — почему? — Он сделал выжидательную паузу. В огромном пустом помещении никто не шелохнулся. — Да потому, что мы боимся — боимся чего-то, что случилось на заре истории. В Лизе мне сказали правду, хотя я и сам давно об этом догадывался. Неужели же мы должны вечно, как трусы, отсиживаться в Диаспаре, делая вид, что кроме него ничего больше не существует, и только потому, что миллиард лет назад Пришельцы снова загнали нас на Землю?