Роберт Шекли - Десятая жертва (сборник)

— Как жизнь? — спросил он.

Я сделал итальянский жест, означающий ничего нового.

— Плохо, как всегда? — сказал Арне.

— Недавние приключения с твоим другом Эстебаном не сделали ее лучше. — Я коротко пересказал ему события предыдущей ночи в Булонском лесу.

— Я никогда не говорил, что он мой друг, — внес поправку Арне. — Впрочем, может, он шутил. Эти южноамериканцы великие шутники.

— Я это заметил.

— Не беспокойся, — проговорил он. — Скоро что-то произойдет.

— Именно этого я и боюсь.

Арне вернулся к своему представлению и оставил в темноте незнания меня и мир. Я сидел и пытался вычислить, в какой момент в игру вошли южноамериканцы и какой смысл заключался в том, что рассказал мне Фошон. В таком настроении и нашел меня Найджел, когда прогулочным шагом, поигрывая ротанговой [67] Ротанг (ротанговая пальма) — лианы рода каламус, идут на изготовление мебели, стройматериалов и т.п. тростью и геройски выпятив вперед подбородок, подошел к столику. Он был в безукоризненно белом летнем костюме и франтовато надвинутой на один глаз панаме.

— Скучаешь? — приветствовал меня Найджел, воплощение отвратительного добродушия.

— Твое «скучаешь» пачкает меня, — буркнул я.

— Ах, сегодня в полдень мы немного сварливы, так? — Найджел сел и с легкостью поймал взгляд официанта, еще одно неприятное открытие: мне это никогда не удавалось. Он заказал джин с тоником.

— Ладно, какие новости?

— Немного, — ответил я. — Если не считать, что Алекс нашелся.

— Значит, дело закончено?

— Не совсем. Я еще должен увидеть его и отдать деньги, которые привезла Ракель.

— Ну это просто деталь, — заметил Найджел. — Почему бы нам сейчас не пойти и не встретиться с ним?

— Потому, я цитирую инспектора Фошона, там есть трудности.

— Минуточку. — Найджел долго потягивал свой джин с тоником, нашел в серебряной узорной коробке начатую манильскую сигару и прикурил. Потом откинулся на спинку стула и скрестил ноги. — О'кей. Я готов ко всему.

— Инспектор Фошон сказал, что он знает, где Алекс. А трудность в том, что он пообещал Клови никому об этом не говорить, пока Клови не закончит съемку фильма.

Найджел заворчал и сделал еще один долгий глоток джина с тоником.

— К этому я не готов. Почему он дал Клови такое обещание?

— Алекс нужен Клови в фильме. Алекс две недели участвовал в дорогостоящих съемках. Снимать все заново будет еще дороже. Но еще хуже то, что Клови на это не пойдет. Ты же знаешь его репутацию. Или он снимает фильм с начала до конца, или отказывается от него.

— Однако какое это имеет отношение к Алексу? То есть почему люди не могут его увидеть?

— Фошон сказал, что Клови озабочен, потому что Алекс уже дважды исчезал и срывал расписание съемок. Задержки в работе стоили больших денег и поставили под вопрос весь проект. Теперь, когда Алекс снова появился, Клови держит его затворником, пока не будут сняты финальные кадры фильма.

— Затворником где?

— В этом и заключается обещание Фошона: он никому не должен говорить где. Во всяком случае, до тех пор, пока не будут закончены съемки.

— Но почему Фошон оказывает Клови такую любезность?

— Это требует некоторого разъяснения. Ты же знаешь, что французское правительство путем различных гарантий и льгот вкладывает средства в большинство отечественной кинопродукции. Фильм Клови уже стоил около десяти миллионов долларов. Расходы окупятся, когда он выйдет на экраны, если, конечно, с Клови все будет в порядке и он закончит работу. Министр культуры хочет видеть этот фильм завершенным. И, кстати, его дочь участвует в производстве.

— Иветт? — спросил Найджел.

— Конечно, Иветт. Вот так обстоит дело. Важные персоны хотят, чтобы Клови закончил свой фильм. Алекс необходим Клови. За Алексом не числится никаких преступлений. И поэтому Фошон рассуждает так: если американец хочет покинуть родину, то нет закона, запрещающего ему это сделать.

— Но он сказал тебе, что с Алексом все в порядке?

— Именно так и сказал. «Целый и невредимый» — его точные слова. У французской полиции нет причины брать на себя заботу, если разыгрывается какая-то дурацкая интрига. Если человек хочет отгородиться от мира и не отвечает на телефонные звонки, хорошо, это его дело. Ведь полиция не арестовала американского миллионера Говарда Хьюза, который несколько лет сидел запершись, правда? Это пример Фошона, не мой.

— Так какой у нас следующий шаг?

— Я вот что думаю, — ответил я. — Ты и Жан-Клод похитите Клови и будете угрожать ему кошмарными пытками, пока он не откроет, где прячет Алекса.

— Для этого нам понадобится машина, — задумчиво протянул Найджел. — И стоить это будет немало.

— Забудь об этом, — оборвал я его. — Это только гипотеза, и притом недействующая.

— Хорошо. Но что мы должны делать?

— Я немедленно пойду позвоню Клови и потребую от него объяснений, — объявил я.

— Да, — согласился Найджел, — по-моему, ты должен это сделать.

— Увидимся позже, — бросил я и пошел внутрь кафе, чтобы воспользоваться телефоном.

Я подошел к столу размена и попросил жетон, маленькую круглую железку, которая приводит в действие аппараты, запрограммированные на жетоны. Привлечь внимание девушки, сидевшей за кассой, оказалось довольно трудно. Она была увлечена спором с одним из официантов, маленьким парнем с глупым лицом и длинными поэтическими волосами, некий местный вариант циника-нигилиста. Разговор они вели такой скучный, что его не стоило переводить. Наконец мне удалось вытребовать жетон, и я направился вниз. Там в подвале находятся туалеты, телефонные будки и неизбежная консьержка.

У этой туалетной сторожихи были глаза василиска, нос гарпии, плоские седые волосы и бескровные губы. Я бочком пробирался к телефонной будке, как немедленно раздалось угрожающее: «Мсье?» Она протягивала мне маленькое полотенце для рук. Я тут же понял, что она решила, будто я иду в туалет. Конечно, я мог бы объяснить, что всего лишь хочу воспользоваться телефоном. Но эта публика не любит объяснений, им нужны только деньги. Поэтому я взял полотенце, дал ей десять франков и вошел в телефонную будку.

Я видел, как она следит за мной через цветное стекло, и опять начал чувствовать, что меня окружают некие таинственные силы. Часы, проведенные в камере «Ла Санте», и правда не очень полезны для душевного равновесия. А у меня оно и в хорошие времена довольно шаткое.

— Да, алло, кто говорит?

Меня озадачил неожиданно зазвучавший возле уха голос Клови. Хотя ответ донесся из трубки после того, как я набрал номер.

— Клови? Это Хоб.

— Кто?

— Об!

— А, почему вы сразу не сказали? Где вы? Почему не держите со мной связь? Вы пропустили вчерашнюю съемку. Вы знаете об этом?