Орсон Кард - Дети разума. Тень Эндера

Значит, без прикосновения к датчику ты еды не получишь.

Боб вскоре понял, что его рост и физическое развитие уже стали официальной проблемой. Когда он понес свою тарелку с наполовину недоеденной порцией к утилизатору, раздался тихий электронный звонок, который тут же привлек внимание дежурного диетолога.

— Сегодня твой первый день в школе, поэтому мы сделаем тебе скидку. Но имей в виду, что размеры порций научно откалиброваны в точном соответствии с потребностями твоего организма. В будущем ты должен съедать до последней крошки все, что тебе подают.

Боб смотрел на диетолога, не говоря ни слова. Он уже принял решение. Если программа физических упражнений пробудит в нем аппетит, он съест больше. Но если они ожидают, что он будет набивать себе брюхо, то пусть лучше удавятся. Он ведь легко может распределить излишки своей порции по тарелкам тех, кто скулит, что им мало. Они будут счастливы, а Боб станет есть столько, сколько требует его тело. Он-то хорошо знает, что такое голод, но за несколько месяцев жизни у сестры Карлотты он выяснил, что прекрасно может доверять своему аппетиту. Некоторое время он соглашался есть больше, чем того требовал его организм. В результате появилось ощущение тяжести, он долго не мог заснуть вечером и не мог преодолеть сонливости днем. Тогда Боб стал есть столько, сколько считал нужным, сделав голод своим гидом, и к нему снова вернулись внимание и бодрость. У него есть личный диетолог, которому он, безусловно, доверяет. А эти маленькие обжоры пусть отращивают себе животы и ползают на них, как слизни.

Когда несколько ребят первыми закончили обед, Даймек встал и сказал им:

— Те, кто поел, отправляйтесь в казарму. Разумеется, если уверены, что сможете ее отыскать. Если же сомневаетесь в этом, то подождите. Я приведу туда остаток группы сам. Можете присоединиться.

Боб вышел в коридор, но не обнаружил там никого из старших ребят. Несколько его товарищей прижимали ладошки к стене и на ней появлялись полоски кодовых цветов: зеленый-коричневый-зеленый. Боб смотрел, как уходят его соученики. Один из них обернулся:

— Идешь?

Боб не ответил. А что говорить-то? Он ведь стоит. На глупый вопрос лучше вообще не отвечать. Мальчик повернулся и побежал, догоняя своих, направлявшихся в казарму.

Боб же двинулся в противоположную сторону. Он знал, что лучшего времени для начала исследований у него не будет. Если его и поймают там, где он находиться не должен, то поверят, когда он скажет, что заблудился.

Коридор поднимался вверх за его спиной и перед ним — тоже. С его точки зрения дело выглядело так, будто он взбирался по склону холма, а когда оглядывался назад, то там видел тоже подъем в гору — к тому месту, откуда он пришел. Странно. Но Даймек уже объяснил им, что станция представляет собой огромное колесо, вращающееся в космосе так, что центробежные силы заменяют силу тяжести. Это означало, что главный коридор на каждом уровне представлял собой окружность и ты всегда возвращался назад, к отправной точке, если шел вперед. «Низ» же всегда находился вне станции — снаружи. Боб попробовал мысленно адаптироваться к этой идее. Сначала он испытал слабое головокружение — трудно вообразить себя постоянно идущим по одной и той же стороне постоянно вращающейся станции. Но затем мысленно перегруппировался, представив станцию в виде колеса повозки, а себя там, где оно соприкасается с землей. Правда, люди на противоположной стороне станции оказывались тогда вверх ногами, но Боба это уже не касалось. Раз он сам находится на дне колеса, то для него низ всегда остается низом, а верх — верхом.

Новички жили на том же уровне, где располагался обеденный зал, а старшие — где-то в другом месте, ибо здесь, кроме столовой, были только классные комнаты да еще двери без всяких надписей. На них, правда, были пластинки сканеров, но так высоко, что малыши до них дотянуться не могли, стало быть, эти двери для них не предназначались. Старшие ребята, вероятно, вполне могли дотянуться до сканеров, а вот Боб — не мог, даже подпрыгнув. Впрочем, все это ерунда. Наверняка двери все равно не открылись бы под нажимом ребячьих рук. Надо думать, тут же появился бы взрослый, чтобы узнать, что воображает о себе мелюзга, стараясь проникнуть в комнату, где ей нечего делать.

По старой привычке, возможно, уже превратившейся в инстинкт, Боб рассматривал подобные запретные барьеры лишь как временное препятствие. В Роттердаме он узнал, как надо карабкаться через стены, как переходить с крыши на крышу. Хоть он был совсем еще крохой, но уже находил способы проникнуть туда, куда ему нужно было забраться. Эти двери не остановят его, если ему придет в голову, что знание того, что находится за ними, ему жизненно необходимо. Сейчас он еще не знает, как он это сделает, но и сомнений, что это будет сделано, у него тоже нет. Так что нечего раздражаться по этому поводу. Он просто спрячет поглубже полученную информацию. Она будет там ждать своего времени, то есть того момента, когда Боб захочет ею воспользоваться.

Через каждые несколько метров Бобу попадались шесты для спуска на нижние ярусы, а также трапы для подъема на верхние. Чтобы спуститься по шесту к спортзалу, ему нужно было коснуться ладонью сканера, здесь же возле большинства шестов таких сканеров не наблюдалось. В этом был смысл: большинство трапов и шестов предназначалось лишь для перемещений между ярусами — ах да, они же тут называются палубами. Станция-то принадлежит МКФ, а потому все притворяются, будто они живут на корабле. К спортзалу же ведет только один шест, поэтому должен находиться под контролем, дабы предотвратить образование толкучки у дверей и появления там людей, которые в это время должны быть совсем в другом месте. Как только Боб понял это, он тут же полез по трапу на другую палубу.

Она предназначалась для казарм старших ребят. Двери тут размещались с большими интервалами. На каждой была какая-нибудь эмблема. С использованием тех же цветов, которые были на форменных комбинезонах, и, безусловно, связанных с цветом полосок на стенах, указывающих дорогу к казармам (хотя Боб и сомневался в том, что старшим ребятам приходится прибегать к помощи таких полосок), на дверях были изображены силуэты различных животных. Некоторые Бобу не были известны, зато он сразу узнал двух птиц, какую-то кошку, собаку и льва. Такие же изображения можно было видеть и на улицах Роттердама. Но тут, конечно, не было ни голубей, ни комаров, а присутствовали лишь благородные животные, прославленные своей ловкостью и смелостью. Даже собака выглядела поджарым, с подтянутым животом ловчим псом, а не какой-то там дворняжкой.

Значит, тут собраны команды, и у каждой из них своя эмблема в виде определенного животного. Вероятно, их и зовут так: «Кошачья команда» или «Львиная стая». А может, это и не команды вовсе. Впрочем, Боб скоро выяснит, как они себя именуют. Он зажмурился и постарался вспомнить цвета и эмблему той команды, которая там, внизу, смеялась над ним. Своим внутренним взором он видел эту эмблему, но на дверях, мимо которых он уже прошел, такого символа пока не встретилось. Значения это не имело — не стоило обходить всю палубу только для того, чтобы отыскать знакомый герб. Это только увеличивало риск поимки.