Вячеслав Бакулин - Лисий край

«Так почему?..»

«Из-за нее. Его лисьей жрицы. Его Ванды. Из-за того, что твоя дочь не может быть второй, отец. Всегда второй. Всю жизнь второй. В сердце. В мыслях. На ложе. Ты сам воспитал меня такой. Прости».

Владислав хмыкнул. Прошелся взад-вперед по терему, поскрипывая сапогами и заложив большие пальцы могучих рук за широкий, богато расшитый серебром кушак. Поглядел на свою любимицу исподлобья: «И ничего нельзя сделать?»

Вия вскинула голову. На миг князю показалось, что глубокая зелень ее глаз сегодня особенно влажно блестит.

«Я… Я стану княгиней Лапекрасташа только в том случае, если его люди преподнесут мне как свадебный дар голову своей Лаппэ!» – срывающимся голосом выкрикнула девушка и, не оглядываясь на отца, выбежала прочь из комнаты.

Удар. И еще удар. Острый запах железа. Острый запах пота. Острый запах крови.

Прыжок. И еще прыжок. Лязг встретившихся клинков. Гул рассекаемого воздуха. Яростный хрип, переходящий в захлебывающееся бульканье.

Уход. И еще уход. Тянущая боль в мышцах, кажется, трещащих от немыслимого напряжения. Тяжесть, что наполняет мечи в обеих руках с каждым следующим ударом. Осознание собственной вины, разрывающее душу сотнями беспощадных крохотных коготков.

Воины Лапекрасташа бежали, не в силах сдержать яростный напор захватчиков. Бежали, поражаемые в спину. Бежали, слыша не исполненные свирепого восторга крики победителей, не хищный посвист стрел и дротиков, преследующий их, но лишь бешеный стук крови в ушах. Бежали, лишь теперь понимая, что их старейшины и князь, возможно, совершили непоправимую ошибку, дав короткий ответ послам Вилклаукаша: «Алчущий чужой головы – да убережет свою!» Позволив возмущению и гневу возобладать над разумом и холодным расчетом. Позабыв, что не незыблема власть людская над Лапекрасташем и заповедным лесом Лаппэ. Не спросив мнения лис. Не узнав волю родной земли.

А теперь земля эта курилась дымами десятков пожаров и щедро орошалась кровью.

И все же именно в лес Лаппэ бежали они – те, кто утратил мужество и веру. И именно там, на опушке этого леса, где совсем недавно – и так давно – его остановили, не пустили дальше лисы, князь их принимал свой последний бой.

Наверное, правитель Лапекрасташа был страшен в тот день. Покрытый кровью с ног до головы, с потухшими, мертвыми глазами, стоял он на пути захватчиков, широко расставив ноги, словно врастая подошвами в землю, которую подвел. Опустив до поры длинные тяжелые мечи в каждой руке. И воины Вилклаукаша остановились на миг, сбившись с шага, потому что каждый из них был жив, переполнен жизнью и столь желанной победой, налит ими до краев.

А против них стоял мертвец. Человек, которому нечего терять. Уже нечего.

И, салютуя обреченному врагу, в оглушительной тишине взлетели к бледному, точно выгоревшему небу мечи и топоры. А потом первый из бойцов Владислава шагнул вперед, изготовившись к бою, и мечи в руках князя ожили, запев торжествующую песню.

…Шестой противник, уже умирая, все-таки дотянулся до него, глубоко вспоров мышцы ниже ребер. Рванувшую тело боль Мечислав принял почти с облегчением. Навалясь на вонзенные в землю мечи и натужно, с клекотом втягивая легкими странно густой воздух, он ждал седьмого. Того, кто поставит точку в этом бою и в этой войне. А люди Земли Волков, похоже, никак не могли решить, кто из них достоин этой чести. Но прежде, чем они определились с выбором, в ушах князя зазвенел отчаянный крик, сотканный из бесконечной любви и муки:

«МЕЧКО!!! ЛЮБИМЫЙ МОЙ!!! БЕГИ!!!»

И тогда князь Лисьего края разжал ладони, выпуская скользкие от крови рукояти мечей, впервые в жизни повернулся к врагу спиной и побежал.

Преследователи, замешкавшись лишь на мгновение, бросились за ним, но через несколько шагов поняли, что гнать больше некого. Остались окровавленные тела на траве, осталось брошенное оружие. Остались еще звучащие на пределе слуха стрелы, впившиеся в истекающие нагретой смолой стволы сосен. Но последний живой защитник лисьего леса исчез. Истаял в горячем воздухе.

Еще оглушенные гулом крови в ушах, захватчики остановились, озираясь. Но лес был тих и пуст. Молчали птицы, молчали звери, лишь вдалеке слышался протяжный скрип рассохшегося дерева. Тишина сгустилась над головами чужаков, и они замерли, медленно, точно не веря в случившееся, опуская мечи.

Мечислав не сумел пробежать и десятка шагов. Силы оставили его, и он рухнул лицом в траву. И тотчас мягкие теплые руки подхватили его, заставляя подняться.

– Идем, Мечко! – в голосе слышалась мольба. Лаппэ остановила время на поляне лис, но поднять князя с земли бросилась не она, а Ванда. Любимая. Родная. Настоящая. На пределе сил заставляющая его жить.

Совсем рядом тявкнула лиса, затем вторая.

– Я не оставлю его здесь, – не оборачиваясь, ответила им жрица. – Знаю, пора, но не могу оставить его… Еще несколько мгновений. Дайте мне совсем немного…

Время, замершее по велению лисьей жрицы, начало медленно оживать. Тягуче потекли минуты.

– Земле нужны силы, я знаю. И я дам их – столько, сколько необходимо. Только позвольте мне спасти ее господина. Перед вами хозяин Лапекрасташа! Слышите?!!

Ванда ждала чего угодно – грозного тявканья, рычания. Ждала, что безжалостные лисьи зубы вот-вот вцепятся в ее одежду и тело. Но ей ответила тишина. Удивившая лесную жрицу почти настолько же, как и чужаков, застывших на поляне.

Но удивляться, радоваться, благодарить – на все это сейчас не было времени. Ванда торопливо рвала остатки рубахи, ощупывая раны Мечислава, и под ее ладонями они начинали затягиваться. Князь застонал от боли, и жрица закрыла ему рот поцелуем, гася разом и этот стон, и собственный крик из-за стремительно покидающих ее тело сил. Не стон – едва уловимое его эхо могло пробиться через лисий морок и навести преследователей на их след, когда колдовство рассеется.

Ванда сняла с плеч плащ и укрыла им Мечислава, растерла в холодеющих ладонях пучок травы и рассыпала по плащу. Говорят, чутью воинов Владислава завидуют даже собаки, но сейчас, даже прибегни преследователи к их помощи, им не отыскать князя Лапекрасташа, пока он не придет в себя и не поднимется сам.

А пока две древние силы – магия земли и магия любви – врачуют раны господина, его враги узнают силу Лисьего края. Силу, платой за которую станет последняя охота Лаппэ.

Ванда поднялась, заставив себя не смотреть на скрытого плащом князя, заплела волосы в тугую косу и закинула ее за плечо. Взглянула на запястье, на котором блеснул золотом браслет. Повинуясь последнему порыву, сняла украшенную лисьими знаками золотую полосу, прижала к губам и вложила в руку Мечиславу. Пальцы князя тотчас сомкнулись, словно за соломинку, цепляясь за теплый узорчатый металл.