Вячеслав Бакулин - Лисий край

Витольд постарался скрыть удивление:

– Хорошо, что ты знаешь. Значит, земля все еще принимает тебя, князь. Ведь мне не нужно напоминать тебе, как мы виноваты перед нею. Не Лапекрасташ и его лесные боги привели волков Владислава на эту землю – наша с тобой гордыня. За нее заплатил народ и… Лаппэ. А еще я помню, что земля, а не мы с тобой, Мечко, указали врагу его собачье место.

– Не называй меня так, старик! – огрызнулся Мечислав, понимая, что Витольд прав. По его вине в каждой семье Лисьего края ныне справляют тризну. По его вине погибла Ванда. Нужно было не бросаться гневными словами, а скакать к проклятой гордячке Вие и ее отцу, уговаривать, лгать, в ногах валяться. Сколько жизней спасла бы эта ложь! Но даже знай он тогда, как все обернется, сумел бы предать Ванду ради спасения своего народа? Ради ее спасения?

А что теперь? Предавать ее память? Как он сможет войти на ее поляну, зная, что там ждет другая женщина? Какая-нибудь напуганная селяночка, которую безжалостные, лишенные сердца и сострадания рыжие твари выбрали своей вестницей? Как сможет бежать за ней, когда сердце, разум, душа велят бежать прочь? Не оглядываться. Не возвращаться…

Витольд стоял рядом, следя за тем, как мечутся тени на княжеском лице. Потом медленно убрал руку и так же неторопливо пошел прочь, едва слышно прошептав:

– Значит, Лаппэ… Ванда ушла напрасно…

Первым порывом Мечислава было убить старика. Одним движением меча снести его плешивую голову или схватить главу совета за горло и сжимать, пока тот не перестанет хрипеть и дергаться. Ведь это он, надменный, едва не лопающийся от собственной важности, сообщил ему решение старейшин. Он первый произнес проклятое имя Вии из Земли Волков. Какое право имеет он сейчас говорить о Ванде?!

Мечислав сжал кулаки, бросил взгляд на старика и понял, что не причинит ему вреда. Не старый Витольд заставил его скакать к Волчьей Княжне.

– Я вернусь в лес, – произнес князь чужим, хриплым и мертвым голосом, выдавливая из себя слова, как засевший глубоко в теле иззубренный наконечник стрелы.

– Земля благосклонна к тебе! – взволнованно заговорил Витольд, торопясь и от волнения проглатывая окончания слов, будто не веря в счастье. – Иначе они не прислали бы посланца так скоро…

Он говорил еще что-то, но князь вышел, не оглядываясь. Широким шагом прошел через двор, перепугав какую-то дворовую девушку у колодца. Снял с ее коромысла ведро студеной воды, опрокинул на свою гудящую голову и долго стоял так, одной рукой опершись на колодезный сруб, а другой отирая с лица влагу.

Лисы встретили его настороженно. Навстречу вышли лишь две или три, хотя среди густой листвы подлеска Мечислав приметил еще около дюжины. Князь поклонился и пошел вперед, стараясь разглядеть белое пятнышко платья.

Ярость вновь темной волной поднялась в душе, грозя багровой пеленой затопить сознание, когда он увидел на новой Лаппэ знакомый плащ. Чересчур длинный и свободный для маленького хрупкого тела, он стелился по траве, а на тонкой ручке тускло поблескивал едва держащийся браслет с лисьими знаками.

Он даже не сумел разглядеть ее толком. Приметил только светленькие золотистые брови да усеянный конопушками покрасневший носик. Маленькой жричке было не больше семи. Она то и дело всхлипывала и вытирала глаза рукавом, все не решаясь посмотреть на гостя.

Мечислав уже готов был развернуться туда, где сверкали в чаще десятки лисьих глаз, и высказать проклятым тварям все, что наболело на душе. Что не станет он, даже ради своего народа и милости богов, гнать по лесу девочку, которая годится ему в дочери…

И остановился, точно налетел с размаха на невидимую стену. Девчушка подняла на него заплаканные серые глаза, полные страха, дрожащими руками откинула с головы капюшон. Две тоненькие рыжие косички ручейками стекли по плечам на ритуальное снежно-белое платье.

Лаппэ растерянно глянула на лис, а потом развернулась и побежала, путаясь в подоле. Князь, подхватив скользнувший на землю плащ, кинулся за ней, и скоро, в несколько шагов, догнал беглянку. Подхватил на руки, прижал к себе, жадно вдыхая такой знакомый, такой дорогой запах.

– Не бойся меня, родная! – Мечислав прижал дрожащую Лаппэ к груди, завернул в плащ. Прижался губами к золотистой макушке – крепко, до боли, так же крепко сомкнув веки. Но горячее, соленое счастье прорывалось наружу и капало, капало на нежное, теплое, пушистое золото. А князь все шептал: «Сердце! Сердечко мое!» И чувствовал, как быстро-быстро, отчаянно стучится что-то в его грудь, мягко проникает под кожу, навсегда сплавляясь воедино с его собственным измученным до предела естеством. Что-то, чего не сдержать ни щиту, ни броне. Что-то, что отныне позволит ему жить и быть счастливым, как хотела Ванда…

Не отпуская девочки, он двинулся обратно к поляне, каждую секунду ожидая нападения. Лисы следили за ними, бесшумно перемещаясь совсем рядом, за редкой завесью ветвей.

Князь миновал поляну.

Лисы без единого звука последовали за ним.

Князь вышел на просеку и прибавил шагу.

И снова эху его шагов ответила только тишина.

Тогда он побежал, прижимая к себе свое маленькое сокровище. Бежал, пока не кончился лес, пока не стало понятно, что погони не будет.

Мечислав оглянулся. Лисы стояли в тени осин, так что солнечные лучи, проникая сквозь листву, зажигали на огненном мехе сполохи червонного золота. Он впервые поразился тому, сколько их. Казалось, лес был наполнен рыжими отблесками.

Лисы молчали.

Словно признавали за Мечиславом право забрать из заповедного леса самый дорогой подарок Лаппэ…

Старейшины никогда не шли против воли леса, и маленькую рыжую Сауле очень скоро признали наследницей княжества. Каждую новую луну отец отводил ее на священную поляну и подолгу стоял на краю, вслушиваясь в тихий разговор леса.

Боги по-прежнему хранили Лапекрасташ. Так продолжалось много лет. Мечислав позволил дочери самой выбрать мужа, и старейшины вновь не воспротивились решению вестницы леса.

Мечко Счастливый, как прозвали его окрестные князья, ушел из жизни не в бою, хоть, может, втайне жалел об этом. Он проснулся душной летней ночью, какие случаются, когда в воздухе уже слышится неуловимое дыхание осени. Подошел к окну, потирая покрытой шрамами рукой грудь, словно так ему становилось легче дышать. Распахнул ставни.

На мгновение ему показалось, что кто-то зовет его. Князь выглянул во двор, но там было тихо и пусто. Небо зазеленело на горизонте, и первая утренняя птица засвистела в кустах жимолости. Мечислав оперся руками о подоконник и стоял неподвижно, глядя, как из зеленого небо становится золотым, как первый луч нового дня проникает между вершинами сосен.