Марина Ясинская - Не убий

В дверях стояла девушка. Девушка среди этих гадов – я и в мыслях не допускал такого. Короткие темные волосы обрамляли загорелое удлиненное лицо с тонким носом, узкими стрельчатыми бровями и острым, выдающимся вперед подбородком. А еще у нее были большие черные глаза, и они смотрели на меня в упор. Проклятье – эта дрянь была красива!

– Чего вылупилась? Понравился? – внезапно вызверился на мать главарь.

Он встал с табурета и помог тому, что был похож на бледного аспида, свалить дубовый комод.

– И не надейся, Волчара у нас любит только молоденьких девочек. А вот на мой вкус ты еще очень даже ничего, – заржал обезьяноподобный.

Кровь бросилась мне в лицо, перед глазами мгновенно набух и поплыл туман, точно как тогда, перед дракой с семейством Калвинов. Рожи чужаков расплылись в нем, лицо девушки исказилось и стало уродливым. Я сжал кулаки и шагнул вперед.

– Джонас! – закричала мать, и я замер на месте. Туман перед глазами рассеялся, и уродливая ведьма в дверях снова превратилась в красивую девушку. Я отступил назад и пристально посмотрел ей в глаза. «Как же ты оказалась среди этих гадов?» – вертелось у меня в голове. Секунду мы мерились взглядами, и она наконец не выдержала, прикрыла глаза и опустила вниз голову.

– Ну, вот теперь все, можно уходить, – сказал тот, которого называли Волчарой.

Один за другим чужаки вывалились наружу. Девушка секунду помедлила, потом резко повернулась и направилась вслед за остальными. Я подошел к дверям и встал на пороге. Чужаки уже залезли в свою машину.

– Эй, Беретта, ты с нами или как? – заорали оттуда.

Девушка повернулась и снова посмотрела мне в глаза, потом прыгнула за руль, и машина взревела. Внезапно гнев и ненависть охватили меня.

«Так тебя зовут Беретта, дрянь, – подумал я. – Так же, как древний пистолет. Подходящее имя для такой гадины».

Я повернулся, вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Внутри был полный разгром, и я бросился в свою спальню. Если бы я верил в бога, то возблагодарил бы его – я обнаружил, что мое охотничье снаряжение не пострадало.

– Джонас, – услышал я голос матери, повернулся и пошел к ней. – Собирайся, – коротко бросила она. – Ты сейчас пойдешь и убьешь этих гадов.

Мы остановились у единственного добротного на всю деревню здания – отштукатуренной каменной церкви с колокольней, и Волчара объявил, что вот теперь-то можно и оттянуться по полной. Гамадрил смачно втянул носом небольшую щепотку пыльцы и осклабился:

– Я тут как раз приглядел у одного старикана двух смазливых дочек. Пойду навещу.

У меня перед глазами против воли всплыли лица девочек, на которых положил глаз Гамадрил. Тоненькие, большеглазые, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше…

Противно, до чего же противно!

– Да зачем тебе эти убогие? Вернемся, продадим пыльцу, и ты любую снимешь – девки к тебе в очередь выстроятся, – попробовала отговорить его я.

– Так это ж ждать придется, а я сейчас хочу, – резонно возразил Гамадрил. – Как мне, спрашивается, решать эту проблему? Или, может, ты хочешь помочь?

Я отвернулась. Он глумливо заржал, и к его громкому гоготу немедленно присоединился тонкий, визгливый, со всхлипами, смех Психа. Волчара обвел веселящихся тяжелым взглядом, и они заткнулись как по волшебству. Псих отвернулся и зарылся в пыльцу. Гамадрил неразборчиво буркнул мне что-то вроде «Ты это… Ну, я это так…», грузно перевалился через борт вездехода и уверенно, по-хозяйски, направился в переулок неподалеку.

Вскоре вслед за ним побежал Псих.

Я снова стиснула зубы и принялась твердить, словно заклинание: «Семьсот тысяч, семьсот тысяч, семьсот тысяч».

Заклинание помогало все меньше…

Я стоял, облокотившись о южную стену церкви, и глядел на машину чужаков. Я не знал, способен ли сделать то, что велела мать. Я клял себя за это, но мысль о предстоящем убийстве мгновенно вызывала головокружение, и меня начинало мутить от отвращения. Ненависть во мне боролась со слабостью, и я не знал, что перевесит.

Я настолько погрузился в свои переживания, что даже не заметил, когда из машины чужаков вылез обезьяноподобный урод. Косолапо отмахивая шаги, он пошел от машины прочь. Шел он твердо, уверенно, по-хозяйски. Я тряхнул головой и, качнувшись, отлепился от стены. Слабость ушла, во мне осталась лишь ненависть. Пригнувшись, я обежал вокруг площади, промчался по задворкам сапожной мастерской и пекарни и остановился, прижавшись к ее забору.

Чужак показался в конце переулка и сейчас шел в моем направлении. Я сорвал с плеча лук, но внезапно раздумал стрелять. Этот гад вызывал во мне столько ненависти, что я решил брать его один на один. Чужак приближался, и я, отбросив лук в сторону, вырвал из чехла нож. Человек Дьявола был уже совсем близко, я качнулся назад, оттолкнулся от земли и метнулся ему навстречу.

Он увидел меня за две секунды до смерти и даже успел отскочить назад и вскинуть руки к лицу в попытке защититься. Я прыгнул на него и с ходу нанес удар. Нож, описав в воздухе дугу, ударил чужака в горло, и тот, захлебнувшись кровью, грузно рухнул на землю.

Я схватил его под мышки и оттащил с дороги прочь. В этот момент в конце переулка появился второй. Я упал на землю, перекатился и схватил лук. Через секунду обильно сдобренная ядом поганой черепахи стрела вошла чужаку в предплечье и оборвала жизнь.

Волчара, видимо, принял слишком большую дозу и через полчаса захрапел на заднем сиденье вездехода. А я заснуть не могла. Я была на взводе – сколько можно? Что же они, всех девчонок в деревне перепробовать решили?

На землю опустилась ночь. Меня плотно обступили темнота, тишина и мысли – непрошеные, неприятные. От них некуда было бежать, негде скрыться – они поймали меня, захватили в тиски.

Зачем я здесь, на этой убогой планете вместе с убийцами, насильниками и наркоторговцами? Почему я спокойно смотрю на происходящее и не вмешиваюсь? Меня готовили бороться со всякой мразью, а не помогать им грабить беспомощных и покорных местных жителей. Меня тренировали для того, чтобы я беспощадно устраняла таких, как те, с кем я прилетела на эту планету, а вместо этого нужда и отчаяние пригнали меня сюда, рыскать по неказистым домишкам богом забытой планеты в поисках пыльцы, которая купит мне жизнь.

Потом накатили головная боль и головокружение. Как же часто они теперь возвращаются! Я нерешительно взяла щепотку пыльцы и осторожно втянула. Вдруг поможет?

Боль отступила незаметно, и, сидя за рулем в ожидании Гамадрила и Психа, я ненадолго забылась. Хорошо бы провести так всю ночь и весь день, вдали от преследующей, укоряющей меня совести, и слышать в тишине только шелест листьев и мерное монотонное урчание двигателя вездехода. Но я, хоть и через силу, стряхнула с себя дрему.