Мария Галина - Волчья звезда

— Гидеон! — крикнул он. — Скорее!

Одной рукой прижимая к себе свою ношу, Гидеон торопливо прицелился нейтрализатором, удерживая проход в разомкнутом состоянии. Симон бросился ему навстречу. Поле стянулось у них за спиной — стрелы, ударяясь о его поверхность, вспыхивали и сгорали и оттого казалось, что по куполу барабанит метеоритный дождь.

Симон осторожно принял мальчика и опустил его на землю. В резком свете наступающего утра рубаха Зденко больше не была белой — она была красной… ярко-красной.

Симон прижал палец к шейной артерии, потом отпустил.

— Слабеет, — сказал он.

Зденко прерывисто вздохнул и открыл глаза.

— Больно, — пожаловался он и тут же вновь потерял сознание.

Симон встретился взглядом с Гидеоном и покачал головой.

— Это дело нескольких минут, — тихонько сказал он.

— Нет! — пробормотал Гидеон. — Не может быть. Нужно отнести его в замок… Там аптечка-оборудование…

— Чью кровь ты ему перельешь, Гидеон? Свою?

Гидеон упрямо молчал.

— Не обманывай себя; он же не из наших… Такие раны для него смертельны.

— По крайней мере, можно попробовать…

— Ладно, — сказал Коменски, — неси его в лабораторию. Я займусь им. Оливия, поможешь мне.

— Хорошо.

— Симон, свяжись с Лагранжем. Изложи ему… ситуацию. Если они и в самом деле выслали коптер — предупреди. Пускай они там поосторожней — наверняка весь этот фейерверк сопровождается сильными электромагнитными возмущениями — вон, что с защитным полем творится.

— Есть.

— И не выходи из аппаратной.

— Куда же нам выходить? — горько спросил Симон.

— Ладно. Давай, Гидеон, быстрей… Оливия уже была внутри замка — в лаборатории вспыхнул свет, почти не различимый на фоне сияющего утреннего неба. Симон покачал головой и направился в аппаратную.

Он вывел наружную антенну и включил сигнал вызова. Экран вспыхнул, его залило все то же ровное белое сияние, потом оно померкло… Экран был пуст.

Он обернулся на звук открывающейся двери — в аппаратную вошел Гидеон. Комбинезон его был в подсыхающих алых подтеках.

— Он меня выгнал, — пожаловался он. — Сказал, я только мешаю…

— Правильно сделал. Иди, умойся.

— Связался с Лагранжем?

— Нет.

— Как это — нет?

— Сам посмотри, — Симон отошел в сторону, открывая доступ к экрану.

— Не понимаю… — пробормотал Гидеон. Он подскочил к экрану, лихорадочно схватившись за верньер настройки, но экран по-прежнему заливало все то же издевательски подмигивающее молочное сиянье.

— Помехи? — с надеждой спросил Симон.

— Уж не настолько они сильны…

— Может, аппаратура не в порядке?

— Наша? В полном порядке…

— Тогда у них…

— Но ты же совсем недавно говорил с ними! — растерянно произнес Гидеон.

— Я говорил не с ними. Я говорил с каким-то туземцем… Проверь, они вообще выходили на связь с тех пор?

Гидеон вывел на вспомогательный дисплей данные регистратора, какое-то время молча смотрел на них, потом сказал:

— Нет. Ты говорил, что у нас аврал?

— Я велел связаться срочно, — сказал Симон. — Они бы так и сделали, если бы…

— Похоже, — уныло проговорил Гидеон, — там тоже что-то случилось. Выводи Наблюдателя.

— Сейчас… Если сигнал пройдет.

На то, чтобы задать координаты Наблюдателю, у него ушло втрое больше времени, чем обычно — пальцы так дрожали, что срывались с клавиш. Наконец, на экране поплыла степь, камера парила над ней, фиксируя все беспристрастным взором хищной птицы, потом вдали возникли знакомые постройки — инородное тело на бескрайней, равнодушной земной поверхности.

— Ага, — сказал Симон. — Вот…

Изображение стало четким, нестерпимо четким, и он увидел вторую базу… Вернее, оплавленный черный купол, бессмысленно глядевший в пустое небо.

— Что там? — спросил Гидеон, выглядывая у него из-за плеча.

Симон посторонился, освобождая доступ к экрану.

— О, Господи… — пробормотал Гидеон.

— Нет больше Лагранжа… никого нет…

— Там-то что стряслось?

— Понятия не имею, — устало ответил Симон. Он опустился на стул; экран издевательски мерцал, точно подмигивая, в окна лился пустой холодный свет… свет чужого мира…

Надеяться больше было не на что — и силы уходили вместе с надеждой. Он ощущал внутри какую-то странную пустоту; помещение казалось слишком открытым, экраны — окнами в чужой, враждебный мир, и ему хотелось забиться в какой-нибудь темный угол, закрыть глаза и ничего не видеть… Инстинкт самосохранения гнал его в укрытие, но спрятаться от себя невозможно…

Коменски появился в дверях аппаратной, стягивая с рук резиновые перчатки. Халат он натянуть не успел и комбинезон еще обильней, чем у Гидеона, был заляпан кровью. Встретив вопросительный взгляд Гидеона, он покачал головой.

— Все…

Гидеон прерывисто вздохнул и тихо сказал:

— Ты уверен… что сделал все…

— Все, что мог… Послушай, Гидеон… с самого начала было понятно…

Гидеон облокотился на пульт, обхватив голову руками.

— Он умер, уже когда он его нес… — тихо сказал Коменски Симону, — у него на руках… Послушай, Симон… почему они это сделали? Неужто не видели, в кого целятся?

— Не знаю, — сказал Симон, — скорее всего, и впрямь не видели — просто не разглядели в темноте… Или у кого-то рука сорвалась со страху… А быть может, решили, что мы можем принять какой угодно облик…

— До какой-то степени они правы.

— Да. До какой-то степени. Коменски вздохнул.

— Что поделаешь… Гидеон, задействуй серва, пусть вынесет его за пределы купола.

— Нет!

— Тогда нужно похоронить его здесь… Симон, ты связался с Лагранжем? Что ты так смотришь?

— Плохо дело, Амос… база уничтожена…

— Как — уничтожена?

— Полностью. Сам посмотри, — Симон отодвинулся. — Одни руины…

— Но сигнал… Мы же приняли их сигнал…

— Возможно, кто-то и выжил… Но рассчитывать на их помощь не приходится. Это нам — не им — нужно снаряжать коптер, чтобы подобрать уцелевшего, кем бы он ни был… Другое дело, пробьемся ли мы через этот заслон? Посмотри…

Солнце уже стояло высоко в небе, но небо все равно пылало, охваченное белым огнем — светящиеся линзы висели в воздухе, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.

— Они нас обложили… Коменски выглянул в окно:

— И не думают уходить… А вдруг это все же контакт?

— Это не контакт, — сухо сказал Симон. — Это цирк.

Неожиданно для себя он всхлипнул и сердито вытер глаза ладонью. Вот они — люди. Бессмертные, неузявимые. Холодные, равнодушные наблюдатели, оставляющие позади себя смерть и разрушение. Их бессмысленное любопытство показалось ему оскорбительней, чем любая ненависть, в нем было что-то омерзительное…

Коменски направился к двери.

— Пойду, помогу Оливии… прибраться там… Не стоит оставлять ее надолго одну. Тем более, так…