Александр Лебедев - Тая

– Надо идти. Надо идти. Я не знаю зачем, но мне это надо.

Она торопливо осмотрела то, что не захотел взять Кэп, но это были личные вещи. Если не считать котелков и палатки, все это не представляло ценности.

– Котелки? Котелки не возьму, – решила Вероника. – Зачем тащить лишнюю посуду, чай можно и в кружке заварить. Вот палатка – это хорошо.

Она повернулась к реке и увидела, как над водой несется красная капля хоккейной каски.

– Кэп! – крикнула Вероника.

Скорее всего, он не услышал, но даже если бы и услышал, вряд ли это что-то изменило. Над водой постоянно кружилось основание весла, и с каждым гребком Кэп, приближался к противоположному берегу.

– Ну, Кэп, миленький!

Вероника увидела человека, пробирающегося по завалу. Она сразу не поняла, что это Кэп, но он остановился и помахал веслом.

– Черт возьми, как же это он так быстро?

В движениях молодого человека была суетливость. Он делал все очень быстро, неаккуратно и зло. Через мгновение Кэп оседлал кат и вот уже изо всех сил упирает весло в берег.

– Он замерз, – догадалась Вероника. – Его сейчас пронизывают тысячи холодных игл, и он старается согреться, беспричинно суетясь.

Вероника вытянула шею, и как ей показалось, даже перестала дышать. А тем временем Кэп сдвинул неуклюжее судно и оно помчалось по реке. Катамаран попробовал течение, закружил. Кэп не мог управлять, а лишь отталкивался от препятствий и ускорял или замедлял вращение. Еще секунда и оранжевый спасжилет и красная каска исчезли в тумане.

– Вот и все, – сказала Вероника.

Она глупо посмотрела на палатку, все еще находившуюся в руках. Сильно размахнулась и бросила ее в реку.

– Хочешь играть по правилам!? – крикнула она. – Давай.

Воздух был тугим и влажным. Казалось, будто его можно выжимать. Водная пыль проникала в одежду, кожу, волосы, забирались в легкие. Когда ее собиралось много, появлялась большая дрожащая капля. Она тяжело сползала по куртке или сбегала по щеке, оставляя за собой мокрый, извилистый след. Сырость казалась Веронике чем-то постоянным, будто без нее невозможно существование этого мира, и спорить с этим совсем не хотелось. Девушка без энтузиазма брела по берегу. Она щурилась в туман, потому что ее сознание рисовало из расползавшейся пены водяных микрокапель многочисленные абстрактные фигуры. Иногда они были страшными, иногда – нет, но почти всегда Веронику поражало их неожиданное появление.

Первым она увидела пса. Большого белого пса, выскочившего из тумана и бесшумно пробежавшего мимо. Вероника даже обернулась, чтобы проводить его взглядом, но от его спины уже отделялись белые полосы, он стал плоским, оторвался от земли и, превратившись в причудливый завиток, полетел над водой.

– Летите, летите, – равнодушно сказала Вероника.

Ей привиделся белый цветок, распустившийся прямо на глазах. Из него вылетела крохотная птица и, таща за собой длинную нить, растаяла между деревьев. Появлялся слон, по реке плыл тепловоз, но не современный, а тот, что показывают в старых фильмах. Похожий на дырокол проехал автомобиль. С лестницей в руках прискакал всадник. Он погарцевал на камне, и белая лестница пошла винтом, закружилась, стала похожей на водоворот.

Вероника старалась не поймать очередной образ и сосредоточилась на камнях. А они были настоящими, как тысячи лет назад. Когда они уже лежали и ждали Веронику и ее неровную поступь, которая на мгновение соединит живую и неживую материю, секунду и вечность.

Вероника подумала, что она уже не знает, где настоящее. Эти фигурки, строящиеся из лоскутов тумана или город Москва с домами и площадями. Теперь он существовал только в ее воображении.

Казалось, что вся предыдущая жизнь пролетела за долю секунды в ее сознании, а эта реальная река и настоящий туман существовали вместе с Вероникой – годы, и ничего больше нет.

«Как часто, – подумала она, – я просыпалась и говорила себе: это только кошмар, как хорошо, что это только кошмар. Или: ах это был сон, как жаль, что это был сон».

Вероника помнила такие сны. Помнила, что чаше всего они были переполнены бой-френдами, нет, не сексапильными мужиками, хотя и такие снились, но мальчиками, нежно целующими пальцы, дарящими цветные букеты, тянущими за рукав в комнату, заполненную разноцветными шарами. Как она любила такие сны и как жалела, когда посреди феерического действа, она просыпалась в скучной московской квартире.

Сны были и другие, те, что вырывали из холодных лап ночных кошмаров в промокшую от пота подушку, и еще неровно и часто дыша, она улыбалась в ночь и шепотом говорила: «Приснится же такое?»

В самом страшном сне она видела Зураба, задолго до того, как он появился, и даже когда с ним познакомилась, не сразу поняла, что это он.

В нем все было схематично, все абстрактно. Черты лица расплылись. Была острая бородка, но не такая как в жизни. Длинный плащ, но не кожаный и гораздо длиннее, почти до пят, матовый и очень гладкий. Единственное, чем они не отличались – это желтая сережка в ухе. Вероника ее запомнила, а может, додумала, потому что с каждым днем она все больше и больше убеждалась в своей правоте.

Человек из сна появился в ее квартире. Он просто вошел в дверь и стал о чем-то расспрашивать отца. Когда они поговорили, человек показал на Веронику и маму. Во сне мама была живой. На ней узкое белое платье с длинным шлейфом и разрезами выше колен, длинные до локтей перчатки и глубокое декольте, которое она никогда не носила.

– Сами увидите, – сказал человек и, подойдя к маме, взял ее под руку.

– Что он делает? – спросила Вероника отца.

– Сейчас он изгонит демонов.

Человек поставил маму возле стены и попросил выключить свет, а когда стало темно, достал Вероникин детский фильмоскоп и направил луч на маму. На стене образовалась тень. Мама стала делать танцевальные движения, она гладила себя, поднимала вверх руки и раскачивалась под неслышную мелодию. Так продолжалось очень долго, потому что отец не выдержал и спросил:

– Почему ничего не происходит?

– Как не происходит? – спросил человек. – Вы на тень посмотрите.

И Вероника увидела. Увидела размытую беснующуюся тень, извивающуюся в приступе боли, а может быть гнева.

До сих пор Вероника не смогла объяснить, как темное пятно на стене, может быть таким отвратительным и мерзким. Но даже во сне она почувствовала, как у нее вспотели ладони. Вероника прижалась к отцу и что-то кричала, пока он не сказал:

– Хватит.

– Хватит, так хватит, завтра я приду к ней.

Человек вышел, и мама упала на пол. Свет в комнате не горел. Отец пошел на кухню, и Вероника слышала, как шумит вода. Вероника подняла маму за плечи. Она обняла ее и как можно спокойнее сказала: