Андрэ Нортон - Лунная магия. Книга первая: Луна трех колец. Изгнанники звезд

Когда время становится главным фактором в жизни, оно может быть таким же тяжёлым бичом, каким подгоняют рабов-гребцов на Корфу. Малик занимался животными, а у меня были только мысли, острые, как шипы. Они гоняли меня с места на место мимо костра.

Пища и питьё, что давал мне Малик, видимо, содержали не только питательные вещества, но и стимуляторы, потому что совсем скоро я почувствовал удивительную бодрость — впервые с тех пор, как оставил Долину для напрасных поисков.

Малик покончил со своими обязанностями и сел перед огнём, повернув вниз лунную лампу. Я сел рядом с ним, желая уйти от всего, что давило, и неожиданно спросил:

«Почему Тэсса выбрали бродячую жизнь?»

Он посмотрел на меня, и его большие глаза, казалось, стали ещё больше. Он ответил вопросом:

— А почему вы хотите крутиться от мира к миру, не имея своего дома?

«Потому что я рождён и воспитан для такой жизни. Ничего другого я не знаю».

— Теперь знаешь. Мы — Тэсса — тоже рождены и воспитаны для такого образа жизни. Когда-то мы были разными народами, родственниками тех, кто живёт на равнинах. Затем наступил момент выбора. Нам был показан другой путь следования. Но всё в мире чего-то стоит, и за этот новый путь пришлось заплатить. Это означает, что надо было вырвать собственные корни и отвернуться от всего, что казалось безопасным и нерушимым. Нас более не окружают стены, мы тесно сплотились одним кланом и держимся в стороне от жизни других людей. Теперь равнинные жители смотрят на нас как на бродяг, не имеющих крова. Они не понимают, почему мы не нуждаемся в том, что им кажется ценным, — и сейчас, и для будущего; они сторонятся нас. Время от времени люди смотрят на то малое, что дал нам этот выбор, и держат нас в страхе, хотя и сами боятся больше. Мы участвуем во всей жизни, а они нет. Ну, не совсем во всей жизни, кое в чём мы не принимаем участия: в росте дерева, в появлении листьев, в созревании плодов. Но мы можем взять птичьи крылья и изучать небо по примеру крылатых созданий, можем надеть меховую шапку и побегать на четырёх ногах. Ты знаешь многие миры, звёздный странник, но никто из вас не узнает жизнь Йиктора, как знают её Тэсса.

Малик умолк и уставился в огонь, подкармливая его время от времени хворостом из кучи. Между нашими мыслями возник барьер. Хотя у Малика не было такого отрешённого взгляда, какой я видел у Майлин однажды ночью, я подумал, что он близок к такому же состоянию полной прострации.

Ночной воздух доносил до моего носа массу сведений. Через некоторое время я прошёлся в темноте вокруг лагеря. Большая часть маленького народа спала в своих клетках, но некоторые были часовыми, и вряд ли кто-нибудь мог незамеченным пробраться в лагерь.

Майлин приехала перед восходом солнца. Я услышал её запах раньше, чем до моих ушей донёсся скрип колес фургона. Позади меня раздались одновременно сигналы и приветствия. Малик очнулся от своего забытья у почти погасшего костра, и я подошёл к нему. Мы стояли рядом, пока Майлин подъезжала к полутёмному лагерю.

Она посмотрела на меня. Не знаю, чего я ожидал. Может быть, выговора за моё глупое исчезновение из Долины, хотя я не считал, что оно было глупым, если принять во внимание то, что я знал или подозревал в то время. В конце концов, как могут Тэсса понять, что означают их обычаи для другого человека?

На её лице лежала тень усталости, как у человека, долгое время простоявшего на часах без смены. Малик протянул ей руку, чтобы помочь сойти, и она со вздохом приняла помощь. Раньше я видел её сильной, теперь она изменилась, но я не понял, как именно.

— На холмах всадники, — сообщила она.

— Они осаждают Осколда, — Малик пригласил её к костру, снова раздув умиравшее пламя. Затем он вложил ей в руку рог, в который налил что-то из фляжки. Она медленно пила, останавливаясь после каждого глотка. Затем, прижав рог к груди, она сказала мне:

— Время не терпит, Крип Борланд. На рассвете я выеду в Ырджар.

Я думал, что Малик запротестует, но она даже не взглянула на него, а смотрела на огонь, потихоньку отпивая из рога.

Было яркое утро. Крепкий, как вино, ветер освежал нос и глотку, солнечные лучи слепили незащищённые глаза. Человек и животное чувствовали, что жизнь хороша. Ещё до того, как солнце осветило наш лагерь, Майлин села на верхового каза, которого Малик оседлал для неё, и выехала на запад. Мне очень хотелось бежать рядом с ней, но здравый смысл, останавливающий меня, был крепче любых прутьев клетки.

Когда Майлин скрылась из виду, Малик прошёл вдоль ряда клеток, открывая дверцы, чтобы их обитатели могли выходить и входить по их желанию. Некоторые ещё спали, свернувшись меховыми шарами, другие моргали, просыпаясь. Вышли немногие. Симла толкнула дверцу плечом и бросилась ко мне, пронзительно визжа в знак приветствия, её шершавый язык уже готовился ласково облизать меня, но Малик опустил руку на её голову. Она сразу же посмотрела на него, припала к земле и, метнув взгляд по сторонам, исчезла в кустах.

«Что это значит?» — спросил я Малика.

— Майлин говорила, что на холмах люди. Возможно, они и не собираются нападать на Осколда, но где-то рядом бродят объявленные вне закона.

«Ты думаешь, они нападут?»

— Чтобы выжить, нужна пища, а достать её они могут только одним способом — силой. У нас очень мало запасов, но отчаявшийся человек будет драться за каждую крошку.

«Животные…»

— Некоторые вполне могут послужить мясом для такого отряда. Других просто уничтожат, потому что люди, лишённые надежды, убивают ради убийства. Но если придёт беда, маленький народ может спастись, бегством.

«А ты?»

Ответ последовал не сразу. Малик занялся приготовлениями, словно считал, что набег вот-вот произойдёт. На поясе у него висел длинный нож, который у жителя Йиктора считался обычной частью одежды. Меча на поясе не было, но в лагере я видел боевой лук. Теперь Малик улыбался.

— Я хорошо знаю местность, лучше, чем те, кто может напасть на нас. Наши часовые поднимут тревогу, и налётчики найдут лагерь пустым.

Я догадался, что Симла ушла в дозор.

— А ты, если хочешь… — продолжал Малик.

Почему бы и нет? Я бросился в кусты по примеру Симлы и пустил в ход нос, глаза и уши. Через несколько минут я оглянулся назад, на фургоны. Их было четыре — на одном, поменьше и полегче остальных, приехала Майлин, а три других Малик, видимо, привёл из Ырджара. Но кто же правил ими? Ведь Малик был один, если не считать животных. Я задумался. Возможно, казы просто шли следом за тем фургоном, которым правил Малик.

Хотя клетки были вытащены из фургонов и расставлены вокруг ещё дымящегося костра, остальное имущество не было распаковано. Я видел, как Малик ходил от фургона к фургону и делал что-то внутри них. Возможно, он снова увязывал то, что нужно было взять с собой.