Филип Дик - Свободное радио Альбемута.

— Но если мы отказываем этим исполнителям, не записываем их музыку, — спросил Николас, — какой вред они могут принести?

— Возьмут да и изменят слова, — ответил более крупный из агентов. — Тогда в песнях не будет ничего прокоммунистического, и их могут взять в каком–нибудь другом месте.

— Но если текст не является подрывным и не наносит урона моральному здоровью общества, зачем тогда вам заниматься такими исполнителями?

— Добившись успеха, они снова могут внести в свои песни вредоносную струю. А справиться с ними к тому времени будет гораздо труднее — понимаете, они станут известны. Именно поэтому мы не ограничиваемся проверкой лишь тех, кого записывают; нам нужно знать имена и остальных.

— Некоторым образом они даже более опасны, — добавил второй агент.

Вечером Николас рассказал мне о беседе с двумя правительственными агентами. Он злился, злился и дрожал.

— Ты согласишься? — спросил я.

— Нет, конечно, — ответил Николас. — Знаешь, мне не верится, что власти всерьез интересуются музыкантами–неудачниками. На самом деле они проверяют мою лояльность. Визит «дановцев» — хитрый трюк. Очевидно, на меня в Вашингтоне завели досье.

— Досье есть на каждого, — заметил я.

— Если они знают о неправильном прикусе Джонни и о том, что говорит мне Рэйчел, то, безусловно, знают и о моих контактах с ВАЛИСом. Лучше, пожалуй, сжечь мои записки.

— Любопытно, каким может быть досье на ВАЛИС? — вслух подумал я. — Досье на превосходящий нас разум из иной звездной системы…

— Через меня они выйдут на него, — сказал Николас.

— ВАЛИС тебя защитит, — успокоил я.

— Значит, думаешь, мне не стоит соглашаться?

— Конечно, нет! — изумленно воскликнул я.

— Но если я откажусь с ними сотрудничать, меня обвинят в нелояльности. Это они и вынюхивают — подтверждение нелояльности.

— К черту их, — заявил я. — Все равно нет.

— Тогда они все поймут. И я окажусь в Небраске.

— Выходит, так или иначе они тебя поимели.

— Ну, — кивнул Николас. — Причем с тех пор как ко мне в пятидесятых заявились два агента ФБР. Я знал, что рано или поздно они займутся моим сомнительным — с их точки зрения — прошлым. Теми днями в Беркли — причиной моего ухода из университета.

— Ты сломал винтовку.

— Я вывел ее из строя. Я уже тогда выступал против войны, раньше всех. Неудивительно, что за меня взялись ищейки Фримонта — им стоило только заглянуть в досье. Меня вычислили компьютеры — первого антивоенного активиста в Америке. А теперь остается одно из двух: сотрудничать с ними или загреметь в тюрьму.

— Меня вот не арестовывали, — заметил я, — а я вел антивоенную деятельность гораздо активнее, чем ты. Да, собственно, ты после Беркли ничем таким и не занимался. С тех пор как к тебе пришли фэбээровцы.

— Это ни о чем не говорит. Я — «крот». Они, вероятно, думают, что по ночам со мной вступает в связь Арампров. ВАЛИС — кодовое название для свободного радио Арампрова.

— Арампров — всего лишь слово на асфальте.

— Арампров — это все, что противостоит Фримонту. Послушай, Фил, — Николас глубоко и прерывисто вздохнул, — наверное, мне придется с ними сотрудничать. Или по крайней мере делать вид.

— Почему?

— А ты посмотри, что произошло с тобой: в дом ворвались, половину бумаг унесли… С тех пор ты не в состоянии писать — по психологическим и практическим причинам. Нервы у тебя ни к черту. Ты плохо спишь — все ждешь, что за тобой придут. Я вижу, что с тобой сделали — в конце концов я твой лучший друг.

— Ничего, переживу, — сказал я.

— Но у тебя нет жены и маленького сына, — тихо произнес Николас. — Ты живешь один, Фил, без семьи. А что, если бы в ту ночь, когда выбили твою дверь и разбили окна, дома находился бы твой маленький сын, один? Они могли бы…

— Они дожидались, пока я не уйду, — возразил я. — Торчали там с неделю, я видел их. Все ждали, когда дом опустеет.

— Для подобных рейдов правительство нанимает бывших вьетнамских ветеранов, — сказал Николас. — Это называется «найти и схватить». Боевая операция, проведенная профессиональными военными с использованием пластиковой взрывчатки. Фил, на твой дом напали солдаты. А у меня Рэйчел и Джонни.

— Если ты сломаешься, пойдешь им навстречу, то тело твое, может, и будет жить, но не душа.

— Я дам им безобидную лирику без всякого криминала.

— А что ты скажешь себе, когда они арестуют одного из тех бедолаг, на которых ты настучишь?

Николас долго смотрел на меня скорбным взглядом. За все годы нашего общения я никогда не видел такого несчастного выражения на его лице.

— А они арестуют обязательно, — добавил я. — И ты это знаешь. Меня еще тоже могут арестовать. Угроза не миновала.

— В том–то и дело, — произнес Николас. — Я хочу отвести от себя угрозу — ради Рэйчел и Джонни. Я хочу быть рядом с сыном, видеть, как он растет; это самое ценное, что есть у меня в жизни. Я не хочу сидеть в концентрационном лагере и вкалывать на плантациях репы.

— Феррис Фримонт властвует не только над страной, — заметил я, — он властвует и над умами. И он их обесчестил.

— «Не судите», говорится в Библии.

— В Библии говорится: «Царствие Мое не от мира сего», [35] Иоанн, 18;36. — Примеч. пер . — сердито отозвался я. — То есть потом за свои поступки придется нести ответ.

— А мне приходится нести ответ прямо сейчас.

— Это ни в какое сравнение не идет с тем, что грядет. Ты советовался с ВАЛИСом?

— С ВАЛИСом не советуются. Он — или они — мне диктуют.

— Пусть велят тебе не сотрудничать.

— Пока указаний не давали. Значит, я продолжаю поступать так, как поступал бы сам по себе.

— Если ты будешь содействовать операции «Накалывание» (так мы издевательски называли операцию «Обследование»), спорю на доллар, что ВАЛИС никогда не выйдет с тобой на связь.

— Я сделаю то, что должен сделать, — сказал Николас.

— Ты и обо мне им настучишь? Ну, о том, что я пишу?

— То, что ты пишешь, они могут прочитать сами; все напечатано.

— Заложи им «Пролейтесь слезы». Книга не вышла, а ты знаешь, о чем она.

— Извини, Фил, для меня самое главное — жена и ребенок.

— И ради этого, — горько произнес я, — я переехал в Южную Калифорнию!..

— Фил, я не могу рисковать ВАЛИСом, это чересчур важно. Важнее, чем ты, я или кто угодно.

Представьте ситуацию: близкий друг регулярно доносит о происходящем клевретам Ферриса Фримонта. Когда я осознал, что Николасу известно обо мне практически все, угроза стала совсем близкой — и очень личной. «Если ВАЛИС существует, — сказал я, — он защитит тебя — ты сам так говорил когда–то. А если не существует, тогда тебе нечего оберегать и, следовательно, нет мотива с ними сотрудничать. Так или иначе, скажи им, чтобы убирались к черту». На самом деле я думал о себе. Не то чтобы я был видным антивоенным активистом или хотел им стать, но в глазах ДАНа моя деятельность выглядела вполне подрывной. И Николас все о ней знал.