Роман Злотников - Армагеддон

Казаков понимающе кивнул:

— Значит, вы воспринимаете армию больше как инструмент…

— Вот именно. Армия — незаменимый инструмент государственного воспитания, сплочения нации. Подумай, через армию, сформированную на основе призыва, проходит примерно половина всего населения страны. Причем именно определяющая половина. И я хочу, чтобы в сердце каждого мужчины на всю жизнь осталась картина развернутого строя его полка, полощущийся на ветру шелк боевого знамени в обрамлении обнаженных клинков ассистентов… — Он усмехнулся. — Я уж не говорю о том, что служба в армии — это еще и отличный психологический тренинг. В Японии, например, до сих пор действуют, и вполне процветают, курсы для менеджеров высшего и среднего звена. Слушателей этих курсов, солидных людей, заставляют мочиться на перекрестках при диком скоплении людей, подметать тротуары, стоять в подземных переходах, громко декламируя стихи, или выгребать дерьмо из уличных туалетов. И люди, заметь, вполне состоявшиеся и весьма небедные, платят за все это очень большие деньги, считая, что подобная психологическая подготовка позволит им достигнуть в жизни гораздо больших высот. А для того чтобы нести на своих плечах бремя метрополии Великой Империи, нужны психологически очень сильные и устойчивые люди.

— А вы уверены, что при нынешнем качестве офицерского и сержантского состава вам удастся добиться этих целей? По-моему, все предыдущие годы армия, вместо того чтобы воспитывать позитивные чувства по отношению к себе самой и этой стране, занималась совершенно обратным. Во всяком случае, в отношении большинства населения страны.

Его Величество пожал плечами:

— Знаешь, если топор не рубит дерево, а лишь мочалит и отбивает руки, то это не означает, что дерево будет легче срубить перочинным ножиком. Просто надо либо наточить старый топор, либо взять новый. А в случае с наемной армией мы как раз и пытаемся Ограничиться перочинным ножиком. Посмотри, к чему пришли американцы. После Вьетнама, когда они приняли решение перейти на добровольческий принцип комплектования армии, одним из решающих аргументов в пользу такого подхода было следующее: те, которые сознательно, по своей воле надевают погоны и становятся в строй, психологически намного лучше подготовлены к тому, что военная служба предполагает и определенные лишения, и ранения, и даже смерть. А что получилось? Мой аналитический отдел представил мне результаты исследования, из которого следует, что потеря всего одного процента численности личного состава вооруженных сил в девяти случаях из десяти вызовет немедленный выход США из любого военного конфликта. То есть американская армия попросту сбежит с поля боя. Ну и кому нужна такая армия? А что касается того, что было, что есть и что будет? Да, пока солдаты по-прежнему строят дачи генералам, воруют тушенку со складов и бегут от дедовщины и разгильдяйства, но я собираюсь довести до сведения генералов, какой именно я хочу видеть армию. И сделать так, чтобы они поняли, насколько я серьезен в этом отношении. К тому же у меня есть вы и теперь уже есть профессиональные сержанты. Так что все должно получиться.

— Ну что, все уселись?

Водитель автобуса, судя по объемам талии (вкупе с задницей и шеей), — большой любитель пива, колы и гамбургеров, с густой порослью на верхней губе, которая явно служила ему компенсацией за слабое присутствие растительности на голове, поерзал, устраиваясь в водительском кресле, и заключил:

— В таком случае пристегните ремни, ибо автобус «Хьюстон-Вашингтон» отправляется сию минуту. — Издав индейский вопль «Йю-ха!», он топнул по педали газа. Несмотря на столь резкое движение своего капитана, лайнер тронулся плавно и величаво. Сам водитель, может быть, и хотел взять старт так же резко и стремительно, как когда-то его предки бросали вперед своих полудиких мустангов, но скрытая в недрах трансмиссии настоящая американская автоматическая коробка передач выполнила свою миссию, не позволив ничем потревожить граждан самой могущественной державы мира. Клайд замер, сраженный пришедшей на ум аллегорией. Похоже, автоматическая коробка передач выполняла в этом автобусе функцию правительства — преобразовывала энергию мотора в движение, сглаживая рывки и толчки, неизбежно возникающие в столь сложной системе, и позволяя автобусу двигаться дальше. Так и правительство США — оно тоже преобразовывало энергию американской экономики в развитие американской нации. Впрочем, на правительстве и Президенте висела еще функция подвески, тормозов и еще черт-те чего (хотя функцию тормозов, положим, лучше всего выполнял Конгресс).

Клайд усмехнулся и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.

Он прилетел домой три дня назад, на похороны матери. Его особо никто не ждал, Клайд был старшим и покинул семью в семнадцать лет, первым из детей, но у сестры и ее муженька все-таки хватило здравого смысла (или чего там еще), чтобы отправить ему телеграмму. Позвонить они не удосужились. Впрочем, может быть, телеграмму отправила тетя Памела (судя по письмам, мать с ней была очень дружна последние годы), но, как бы там ни было, он успел-таки на похороны последней из тех, для кого он был по-настоящему дорог. И это несомненно было удачей. Поскольку, когда умер отец, Клайд безвылазно торчал на Субик-бей в связи с вьетнамо-китайским обострением, а о похоронах брата ему вообще не сообщили.

Он узнал о смерти брата только из письма матери (она любила писать письма, говорила, что так она ничего не забывает, а когда звонит, то слишком волнуется и начинает путаться). Назвать же близким человеком сестру у него не поворачивался язык. Впрочем, в этом была и толика его вины. До определенного момента он был для сестры самым главным (позже и единственным) авторитетом, и его уход подтолкнул ее к тому, чтобы окончательно отринуть советы родителей и пуститься во все тяжкие. И то, что она связалась в конце концов с таким уродом, как Бун, было совершенно закономерным. Жизнь (скорее «срок») с этой тупой скотиной стала для нее вполне заслуженной карой. Жаль только, что это омрачило последние годы матери…

Автобус качнуло, Клайд открыл глаза. Сосед слева, по виду типичный фермерский сынок откуда-то из глубинки (джинсы, ковбойские сапоги, шляпа, загорелая рожа и простоватое выражение лица), отвернулся от окна и уставился на Клайда.

— Привет, я — Джон Коллингсвуд из Мачо-Гранде. Это не тот Мачо-Гранде, что на севере, и не тот, что в Айдахо. Наш — городок небольшой, но там тоже живут люди. Я еду в Даллас, собираюсь послужить стране. Мой отец отслужил на флоте, оба моих дяди тоже служили, и старший брат. Только Джош не служил, но у него с детства здоровье не очень. Вот дядя ему и не разрешил. Так что я еду в Даллас. Я тоже хочу во флот или даже в морскую пехоту. — Парень на мгновение прервал свои обстоятельные объяснения и наморщил лоб. — Как ты думаешь, меня возьмут в морскую пехоту? Я сильный, отец говорит, я такой же сильный, как мой прадед Колхаун Коллингсвуд, а он в ту войну был капралом в морской пехоте. — Парень опять замолчал, выжидающе глядя на Клайда, и тот понял, что от ответа не увильнуть. Перспектива на протяжении нескольких часов выслушивать разглагольствования этого деревенского увальня была не из приятных, но парень ехал служить своей стране, и хотя бы ради этого его стоило потерпеть.