Кэролайн Черри - Иноземец

Но потом он решил, что нельзя подвергать таким серьезным испытаниям доброе расположение Банитчи; вероятно также - а это ещё серьезнее - что на такой прогулке можно столкнуться с тщательно организованной им системой безопасности... которая поймает тебя самого вместо убийцы.

Короче, он ограничился прогулкой по незнакомой ещё части дома - по разукрашенному коридору, потом по коридору попроще, мимо дверей, которых он не решился открыть. Если убийцы сумеют пробраться сюда в поисках пайдхи, особенно в темноте, то лучше иметь в голове схему расположения холлов, коридоров, комнат и лестниц, которые могут оказаться для него маршрутом бегства.

Он нашел кухню. И кладовые.

И отходящий под прямым углом ещё один коридор, который предложил его вниманию окошки-амбразуры с видом на горы. Он свернул туда, рассудив, что идет вдоль наружной стены здания, проследовал по длинному проходу до самого конца и оказался перед выбором: отсюда расходились следующие два коридора, один влево, другой вправо.

Левый ведет, должно быть, в другое крыло здания, решил он; разглядев в той стороне двустворчатые двери, причем закрытые, ощутил вдруг внезапный холодок в спине при мысли о чьих-то личных апартаментах с пресловутыми проволоками и системами сигнализации.

Вот тут он и решил, что если уж наткнулся на чье-то личное жилье, где охранные устройства могут оказаться более современными, чем освещение, то куда более разумно выбрать другое направление, обратно в переднюю часть здания, окружающего квадратом передний холл и вестибюль.

Коридор, по которому он сейчас шагал, шел именно в ту сторону, примерно на нужном расстоянии от развилки и, чувствовал он с нарастающей уверенностью, должен закончиться там же, где другой коридор, выходящий к уже знакомой лестнице на второй этаж. Он прошел ещё один боковой коридор, ещё одну развилку, где пришлось выбирать путь налево, направо или прямо, и действительно вышел в конце концов к сводчатому входу в большой холл перед главными дверьми, тот самый, где горел камин.

"Курс проложен прилично", - похвалил он себя и двинулся к очагу, от которого начинал свое исследование задней части здания.

- Ну-ну, - сказал кто-то прямо у него за спиной.

А он думал, что у огня никого нет. Брен повернулся в тревоге - и увидел ссохшуюся маленькую атеву, с серебром в черных волосах; она сидела в одном из кожаных кресел с высокой спинкой... крохотная женщина - по атевийским меркам.

- Ну? - нетерпеливо сказала она и захлопнула книгу. - Вы - Брен. Так?

- А вы... - Он мучительно сражался с титулами и политическими соображениями - когда разговариваешь лично с атевийскими владыками, титулование другое. - Высокочтимая вдовствующая айчжи.

- Высокочтимая, как же. Скажите это хасдраваду. - Она поманила его тонкой морщинистой рукой. - Идите-ка сюда.

Он подчинился не задумываясь, автоматически. В Илисиди ощущалась властность. Она указала пальцем место перед собой, Брен подошел туда и остановился, а она оглядела его с головы до ног. Эти палево-желтые глаза были, похоже, семейной чертой, их взгляд заставлял человека припомнить все, что он сделал за последние тридцать часов.

- Тщедушное существо, - сказала наконец она.

Со вдовой не пререкаются. Это было хорошо известно.

- Для моего биологического вида - нет, нанд' вдова.

- Машины, чтобы открывать двери. Машины, чтобы подниматься на второй этаж. Маленькие чудеса.

- Машины, чтобы летать. Машины, чтобы летать среди звезд.

Возможно, она чем-то напомнила ему Табини. Он внезапно переступил общепринятую грань вежливости между незнакомцами. Он забыл о титулах и почтительности и ввязался в спор с ней. И дороги назад не видел. Табини не признавал отступления, отступивший перед ним не заслуживал уважения. Наверняка Илисиди точно такая же, он понял это в ту секунду, когда заметил стиснутые челюсти и огоньки в глазах - таких же глазах, как у Табини.

- И вы позволяете нам взять то, что подходит для нас, отсталых.

Ну что ж, на прямые слова - прямой отпор. Он поклонился.

- Я помню, что вы выиграли войну, нанд' вдова.

- Мы выиграли?

Эти бледные желтые глаза были быстры, морщинки вокруг рта говорили о решительности. Она стреляла в него. Он стрелял в ответ.

- Табини-айчжи тоже говорит, что это спорный вопрос. Мы с ним спорим.

- Сядьте!

Уже какой-то прогресс. Он поклонился, придвинул удобную скамеечку для ног, чтобы не возиться с тяжеленным креслом, - вряд ли, подумал он, мое пыхтенье продвинет вперед отношения с этой старой дамой.

- Я умираю, - отрывисто бросила Илисиди. - Вам это известно?

- Все умирают, нанд' вдова. Мне это известно.

Желтые глаза все ещё не отпускали его, жестокие и холодные, уголки рта вдовствующей айчжи опустились.

- Наглый щенок.

- Почтительный, нанд' вдова, к тем, кто сумел долго прожить.

Кожа у глаз старухи собралась морщинками. Подбородок пошел кверху, упрямый и квадратный.

- Дешевая философия.

- Но не для ваших врагов, нанд' вдова.

- Кстати, как здоровье моего внука?

Ей почти удалось шокировать Брена. Почти.

- Вполне хорошо, как он того и заслуживает, нанд' вдова.

- И насколько же хорошего здоровья он заслуживает?

Она схватила узловатой рукой трость, стоящую рядом с креслом, и ударила в пол - раз, другой, третий.

- Черт вас побери! - закричала она, не обращаясь ни к кому конкретно. - Где чай?!

Беседа, само собой разумеется, кончилась. Он был рад узнать, что это слуги, оказывается, покусились на её доброе настроение.

- Простите, что побеспокоил вас, - начал он, поднимаясь.

Трость барабанила в пол. Старуха повернула к нему свирепую физиономию.

- Сидеть!

- Я прошу прощения высокочтимой вдовы. Я...

"Я опаздываю на неотложное свидание", - хотел он сказать, но не сказал. Почему-то на этом месте ложь была невозможна.

Бам-м! - гремела трость. Бам-м!

- Лежебоки проклятые! Сенеди! Чай!

"Она в своем уме?" - спросил себя Брен. Сел. Он не знал, что ещё может сделать - и сел. Он не был даже уверен, есть ли тут вообще слуги и входил ли вообще чай в уравнение, пока ей не стукнуло в голову, но предположил, что личная прислуга вдовствующей айчжи знает, что с ней делать.

Старые сотрудники, сказала Чжейго. Опасные, намекнул Банитчи.

Бам-м! Бам-м!

- Сенеди! Ты меня слышишь?

Может, этот Сенеди двадцать лет как мертв. Брен застыл на скамеечке, обхватив руками колени, как ребенок, он был готов прикрыть голову и плечи, если каприз Илисиди повернет трость против него.

Но, к его облегчению, кто-то действительно появился - слуга-атева, которого он с первого взгляда принял за Банитчи, но это явно не был Банитчи, как показал второй взгляд. Та же самая черная униформа - но лицо изборождено годами, а волосы обильно исчерчены сединой.