Олег Дивов - Выбраковка. Ночной смотрящий

– Расслабься, Пэ, – сказал Валюшок. – Какой ты никакой, мне до лампочки. Все равно я с тобой.

– И на том спасибо, – буркнул Гусев. – Знаешь поговорку: «На бесптичье и жопа – соловей»?

Валюшок хитро прищурился, и у Гусева вдруг потеплело на сердце. Мимика у его ведомого была очень богатая. Хищно коситься, грозно набычиваться, ехидно улыбаться и внушительно двигать челюстью Валюшок умел блестяще. Причем каждая гримаса была этакой самопародией, имитацией того, как на самом деле Валюшок мог бы выглядеть, случись ему родиться страшным и кровожадным.

«И за каким дьяволом ты поперся в выбраковку, парень? – думал Гусев, украдкой рассматривая Валюшка. – Неужели, как и я, чтобы не испытывать страха перед жизнью? Чтобы самому изображать ходячий ужас? Ох какая же это ошибка, дружище! Я-то знаю. Достаточно актерствовал, довольно изображал. Наизображался. Превратился в черт знает что... А может, тебя это минует? Ты ведь совсем другой, для тебя существование АСБ – не патология, не извращение, а норма бытия. Тебе не пришлось себя ломать, принимая родину такой, какая она есть теперь – осмысленно жестокой...»

– Так вот, ты не соловей, – заключил Гусев. – И я очень рад, что мы вместе. Хотя и занимаемся какой-то х...ней. Но даже распоследней х...ней гораздо приятнее заниматься в хорошей компании.

Валюшок заразительно улыбнулся и свернул на Гоголевский бульвар.

Шеф Центрального, заложив руки за спину, прохаживался туда-сюда по вестибюлю. Из дежурки за ним затравленно наблюдали две пары глаз. Дежурные отвыкли не только нести службу, но даже несение оной имитировать. Происшествия типа самоубийцы на Новом Арбате давно уже стали чем-то из ряда вон выходящим, особенно в центре города, зачищенном дальше некуда. Агентство медленно погружалось в трясину беспросветной тоски. Даже почесать языком на работе поводов не находилось – разве что выходки шалопая Гусева немного поднимали настроение. Да еще элитарная группа Мышкина добровольно пошла «на собак» – тоже событие.

Гусев и Валюшок появились в вестибюле, когда шеф совершал очередной виток, удаляясь от входа. Гусев придержал дверь, согнулся в три погибели и боком по стене пополз в направлении дежурки. За ним, с удовольствием принимая игру, покрался Валюшок. Ему-то ничего особенного не грозило, это он понимал – грех не повалять дурака.

Дежурный высунулся в окошко и, млея от восторга, наблюдал за представлением.

Шеф уткнулся в стену, сделал четкий поворот и, не поднимая глаз, двинулся в обратном направлении. Он почти миновал крадущихся мимо новоприбывших и скорее всего не заметил бы их, если бы не дежурный с его улыбкой во всю физиономию, торчащий из окна.

– Стоять!!! – рявкнул шеф, расправляя плечи и сжимая кулаки. Чувство юмора у него явно заклинило.

Гусев и Валюшок разочарованно выпрямились.

Шеф налился кровью и издал утробный хрип не хуже давешнего министра. Только шеф хрипел не с перепугу, а от плохо сдерживаемой ярости.

– Значит, ты, – сказал он, тыча пальцем в грудь Валюшка. – Ко мне в кабинет и ждать. Бегом!

– Есть... – Валюшок ободряюще толкнул Гусева локтем и исчез в коридоре.

– А ты... Ты... – Даже эти несложные слова в адрес Гусева шефу нелегко дались. Он резко повернулся к дежурке: – Дежурный! Старшего дневной смены ко мне сюда!

Сказав это, шеф как-то сник и опять принялся ходить взад-вперед. Гусев молча рассматривал свои ботинки и ждал развития событий.

– Ничего-ничего, – пробормотал шеф. – Не утопишь ты меня, Гусев...

– Больно надо, – буркнул Гусев.

– Я еще тебя переживу...

– Да в чем дело-то, шеф?

– Мол-ча-ать!!! – проорал шеф. – Ах, ты не знаешь, в чем дело?! Ничего, там расскажут...

Тут прибежал старший дневной смены – все тот же Корнеев. Несмотря на глубокую личную антипатию к «папенькиному сынку», на этот раз он в точности как Валюшок двинул Гусева локтем. И даже выдавил нечто похожее на улыбку.

– Значит, так, Корнеев, – скомандовал шеф. – Бери машину, сажай туда Гусева и вези его в головной офис. Лично доведешь до кабинета директора и сдашь его помощнику. Если не будет особых распоряжений – сиди там и жди. Потом заберешь... – шеф злорадно глянул на Гусева, – ...то, что останется, и привезешь обратно. Лично отведешь ко мне в кабинет. После чего свободен. Выполнять!

– Есть! – четко отрапортовал Корнеев, щелкая каблуками. – Разрешите идти?

– Стоп. Гусев, – шеф протянул руку, – оружие сюда.

Гусев, который на протяжении всей речи шефа и ухом не повел, резко переменился в лице. Тем не менее он достал игольник и вложил его в требовательно шевелящую пальцами ладонь.

Шеф критически оглядел игольник и небрежно швырнул его на подоконник дежурки.

– Издева-а-ется, – проворковал он. И протянул руку вновь.

– Это мое, – деревянным голосом выдавил Гусев.

– У тебя своего ничего нет! – отрезал шеф.

– Интересная мысль. – Гусев возвел глаза к потолку. – И, кажется, верная...

– Корнеев, заберите у него огнестрельное!

Корнеев осторожно придвинулся к Гусеву.

– Пэ, будь любезен... – попросил он.

– Личная собственность, – казенно процитировал Гусев в окружающее пространство, – не может быть отчуждена, кроме случаев...

– Сейчас будет тебе случай. Корнеев, читай ему «птичку»!

Корнеев оторопело глянул на шефа.

– Зачем? – спросил он. – И вообще, кого Пэ застрелит? Тут же только свои. В директора он, что ли, пулять будет?

– Старший уполномоченный Корнеев!!!

– Шеф, вы же этого на самом деле не хотите! Слушай, Пэ, ну отдай ты пушку, ей-богу!

– Корней, я тебя просто не узнаю. – Гусев улыбнулся давнему своему недругу и сунул руку под куртку. Очень медленно вытащил «беретту», но шефу ее не вручил, а пустил вдоль подоконника дежурки. Из окна метнулась рука и чуть было пистолет не сцапала, но шеф оказался еще проворнее. Он жадно схватил оружие, буквально выдернул из рукоятки обойму и подслеповато уставился на верхний патрон. Выщелкнул его прямо на пол и ткнулся носом в следующий. На лице шефа отразилось глубокое разочарование.

– Весь боекомплект сюда!

Гусев выложил на полированную доску еще три обоймы. Шеф и их придирчиво исследовал.

– Ладно, – сказал он уже не так злобно. – Корнеев, все ясно? Выполняйте.

– Не хочу с вами портить отношения, – печально сообщил Гусев, – но зря это все. Я на такие дела злопамятный. Пошли, Корней.

– Нет, вы только посмотрите на этого наглеца! – возопил за спиной шеф. – Злопамятный он, видите ли! Да по тебе каторга плачет, кретин!