Дмитрий Янковский - Нелинейная зависимость

Андрей умолк. Из всех реальностей, в которых он побывал после пробуждения, эта понравилась ему больше всего. По крайней мере, здесь не бьют и не сжигают живьем, а то, что грубят, — это мелочи.

Андрей твердо решил остаться именно в этой реальности. Он ее даже полюбил. Было ясно, что здесь его убивать не станут. Он долго ворочался, боясь уснуть и вывалиться из нее куда-то еще, но в конце концов тьма и ограниченная подвижность взяли свое — Андрей уснул.

Птица щебетала почти у самого уха, по крайней мере так казалось. Яркий солнечный свет пробивался сквозь веки алой лавиной, тошнота бродила где-то в районе желудка.

— Ему необходимо промыть глаза. — Андрей расслышал совсем рядом мужской голос. — И повязку можно уже не накладывать. Краснота — это остаточное явление.

Птица цокала и свистела. В приоткрытое окно то и дело заглядывал ветер, трогая волосы на макушке. Если прислушаться, можно было расслышать шум улицы.

— Где я? — осторожно спросил Андрей.

— Точно на этом свете, — усмехнулся мужчина. — Вы глаза-то откройте.

— А можно?

— Можно, можно. Все с вашими глазами в порядке.

Андрей распахнул веки и тут же зажмурился от яркого света.

— Ну, голубчик, а чего вы хотели? Ничего, ничего, привыкнете. После повязки всегда так. Могло быть во сто крат хуже. Несколько стекляшек поранили кожу буквально в миллиметрах от глазных яблок. Вы в рубашке родились, вот что я вам скажу.

Андрей снова открыл глаза, на этот раз получилось значительно лучше. Оказалось, что лежит он на металлической койке, какие ему приходилось видеть лишь в старых фильмах, а полненький лысоватый доктор, чем-то похожий на Вальку Знобина, стоит рядом. Врач, одетый в застиранный белый халат, со стареньким стетоскопом, без намека на электронику, на груди, задумчиво разглядывал Андрея. Позади доктора стояла молоденькая медсестра с блокнотиком и ручкой в руках. Андрей перевел взгляд на потолок и не увидел никакого пластикового покрытия. Потолок был просто побелен, самой обычной известкой с добавлением синьки, так что на свету она выгорела, а в тени наоборот потемнела до серого. Стены были выкрашены унылой салатовой краской почти до самого верха.

Андрея снова охватил страх.

— Где я? — снова спросил он пересохшими губами.

Он хотел еще спросить, какой сейчас год, но что-то его удержало.

— В больнице, — спокойно ответил врач.

Он придвинул к себе деревянный стул и сел возле кровати.

— В Москве? — Андрей решил осторожно выяснить подробности.

— В Москве, голубчик, в Москве. Вас что-то смущает?

— Странная палата. — Андрей поискал подходящее слово. — Устаревшая.

— Ах, устаревшая… — В глазах доктора появился недобрый огонек. — Вот как… Евроремонта не хватает? А нормальную медицинскую страховку купить не желаете? Сначала экономите, а потом удивляетесь, что попадаете в клинику, которая еще в начале двадцать первого века устарела безнадежнейшим образом! Совести у вас нет, голубчик, вот что я вам скажу.

Андрей опешил от такого напора.

— Я не собирался болеть.

— Никто не собирается. Но подобная жадность ничем не оправдана.

— Но я не имею претензий… — попробовал успокоить врача Андрей.

— Зато я имею! — Доктор навис над кроватью, как хмурая туча над городом. — Из-за жадности таких, как вы, все еще существуют занюханные больницы, в которых нет даже нормального рентгеновского аппарата, не говоря уже о сонарах. И зарплата у меня знаете какая?

Андрей решил отмолчаться.

— Молчите… — Доктор победно откинулся на спинку стула. — Ладно бы еще вы были представителем неимущего слоя. В этой больнице девяносто процентов таких. Но вы ученый! Элита… Какая у вас зарплата?

— Значительная, — признался Андрей.

— А у меня нет. Но если со мной что-то случится, я не буду лежать на коечке с панцирной сеткой. Знаете почему? Потому что, несмотря ни на что, выплачиваю нормальный, достойный, человеческий страховой взнос. Ежемесячно. Так что будьте любезны не жаловаться.

— Я не жалуюсь.

— Вот и замечательно. В десять часов вам будут делать перевязку, промывание глаз и другие необходимые процедуры.

— Какие у меня повреждения? — Андрей нашел в себе силы задать самый важный вопрос.

— Значительные, — съязвил доктор. — Множественные порезы лица, сочетанная травма груди и обширный ожог обеих ног. Плюс к этому ЧМТ.

— Что?

— Черепно-мозговая травма. — Доктор выразительно постучал себя костяшками по макушке. — Сотрясение мозга и, возможно, ушиб лобных долей.

— Понятно. — Андрей попробовал вспомнить, за что отвечают лобные доли, но никаких данных на этот счет в памяти не нашлось.

— Ладно, голубчик, отдыхайте. Основной девиз нашего нейрохирургического отделения: «Покой, покой и еще раз покой». Если бы вы попали в другую клинику, может, вам и предоставили бы более продвинутое лечение.

— Спасибо и на этом, — уныло вздохнул Андрей.

— Не за что. — Доктор усмехнулся и вышел за дверь, уводя за собой медсестру.

В палате стояли еще восемь таких же кроватей, но большинство из них были пусты. Соседями Андрея оказались двое — небритый мужик с пропитым лицом и прыщавый подросток лет восемнадцати. У подростка под глазом красовался отменный синяк — синий, с желтовато-зеленой радужкой по краям.

Оба соседа еще явно до конца не проснулись. Мужик тупо пялился в потолок, повторяя губами беззвучные фразы, а подросток то и дело переворачивался с боку на бок.

«С компанией не повезло», — подумал Андрей и прикрыл глаза.

Через какое-то время в палату вошли двое грузных санитаров в белых шапочках и в халатах с завязками на спине. Они переложили его на каталку и повезли по длинному коридору. Андрею показалось, что он медленно летит над бесконечным белым каньоном, на дне которого располагаются погашенные светильники с дохлыми мухами под плафонами.

В конце коридора перед каталкой распахнулась крашеная двустворчатая дверь с табличкой: «Перевязочная». Андрея вкатили в слепяще-белое помещение, в лицо пристально уставился сорокаглазый хирургический прожектор. Санитары привязали Андрея к каталке кожаными ремнями и вышли, оставив его в тревожном одиночестве. Пустота перевязочной откликнулась на их шаги звонким кафельным эхом и смолкла. Андрей попробовал повернуть голову, но обзор все равно оставался ограниченным — кафельные стены, металлический шкаф с красной буквой «А» на дверце, матовое окно. Где-то рядом с головой звякнули о стекло стальные инструменты. Этот звук превратил тревогу в панический страх боли. Андрей попытался задрать голову и закатить глаза, но все равно ничего не увидел. Из пустоты послышался низкий женский голос:

— Первая перевязочка?

Андрей не мог видеть говорившую, она оставалась в слепой зоне за макушкой.