Дмитрий Янковский - Нелинейная зависимость

«Скорее бы выбраться!» — думал Андрей, когда его катили на перевязку.

В перевязочной Галина его ужаснула. У нее были накрашены брови, губы и ресницы, причем ярко и вызывающе, как у дешевой вокзальной проститутки.

— Тебе нравится? — улыбаясь, спросила она.

— Слов нет, — выдохнул Андрей и тоже состроил улыбку.

Даже по тупым мордам санитаров было понятно, что Андрей уже стал посмешищем всего отделения. А если эта история выйдет за пределы больницы? Об этом не хотелось даже думать, но нехорошее предчувствие все равно камнем лежало на сердце. Давило. И так у Андрея репутация донжуана, но, если кто-то в институте узнает о его связи с этим жирным чудовищем, шуточек хватит на два года вперед.

Галина срезала бинты, в этот раз даже не размачивая их раствором.

— Поздравляю, — искренне сказала она. — Заживление кожи практически закончилось. Уже сейчас ты можешь спокойно гулять по улице. Правда, недолго. — Она подумала и добавила: — Но ты не бойся, выписываться тебе совершенно не обязательно. Я поговорю с доктором, и он продлит лечение подольше, чтобы мы с тобой не расставались.

— Я мог бы и после выписки заезжать к тебе хоть каждую ночь.

— Правда?

— Конечно. Кроме того, у меня есть работа, которую я считаю очень важной. Поговори лучше, чтобы меня выписали как можно скорее, а по ночам мы будем проводить время вдвоем.

— Как кролики? — улыбнулась Галина.

— Да. Как два огромных пушистых кролика. — Андрей подумал, чем бы ее окончательно уверить в необходимости выписки. — Кроме того, я смогу делать тебе подарки.

— Настоящие? — Густо накрашенные брови медсестры удивленно приподнялись.

— Конечно. Всем женщинам нужно дарить подарки. Ты любишь вино?

— Не знаю. Я никогда не пробовала. Сначала мне запрещала мама, а позже я не пила сама. Боялась, что пьяной могу вытворить что-нибудь безобразное.

— Со мной можно будет попробовать. Для меня все, что ты делаешь, не может быть безобразным.

Галина достала «Квантек» и закрепила световоды на теле Андрея.

— Все будет хорошо, — шептала она. — Я обязательно скажу доктору, чтобы он тебя выписал. Обязательно. Он сделает, я тебе обещаю. Он не хочет, чтобы кто-то знал, какие лекарства пропадают из аптечки. Но я знаю. Без меня он их не возьмет.

— Спасибо.

— Это тебе спасибо. — Галина опустила густо накрашенные ресницы. — И еще я от всего сердца благодарна святой Марии, Богородице непорочной. Представляешь, я недавно ходила в церковь, просила Марию послать мне хоть кусочек настоящего счастья. И она меня услышала, послала тебя. Вот и не верь после этого в чудеса.

Андрей почувствовал себя неуютно. Хотел ответить что-то ласково-лживое, но не повернулся язык. Он с трудом выдавил жалкую улыбку и приготовился к процедуре.

Галина включила прибор.

Щекочущие и тянущие волны жара побежали по телу, очищая разум от мыслей, но одно воспоминание никак не покидало Андрея — о рассказе «Некрасивая», в котором майор Звягин помогал девушке привести свою внешность в порядок. Может, и Галину можно вылечить от лишнего веса? Красивая женщина бы получилась, только слишком высокая.

А может быть, ей даже лучше в этой больнице. Раньше несчастливые люди уходили в монастыри, но теперь общество крепко держит их в бетонных тисках городов. Не отпускает, хотя само не в состоянии сделать их хоть на пару мгновений счастливыми.

В душе возникло нечто похожее на сочувствие и не покидало его, пока Галина ласково накладывала Андрею на ноги и на грудь свежие бинты.

— Может, они уже не нужны? — поинтересовался Андрей.

— Бинты лучше снять, когда я обо всем договорюсь с доктором. Ладно? — терпеливо объяснила медсестра.

— Ты лучше знаешь. — Андрей улыбнулся почти искренне.

— Сейчас я закончу процедуры и пойду покупать то, что ты просил.

— Значит, до вечера?

— До вечера, — шепнула она.

Андрей заметил в ее безобразно накрашенных глазах отблеск настоящего счастья. На секунду он почувствовал себя волшебником, сумевшим зажечь этот огонь. Жаль только, что сегодня же вечером она узнает всю правду.

Жаль? Андрей сам удивился подобной мысли. Совсем недавно он готов был ее уничтожить, убить, стереть в порошок, а сейчас вдруг распустил нюни.

Вспомнилось лето, оставшееся в далеком детстве. Андрей тогда сделал замечательную рогатку — из ореховой ветви, противогазной резины и толстого капронового шнура. Он охотился с ней на мышей, от которых на даче не было никакого спасения — мама на них ворчала, и бабушка плакала, когда они поели четверть трудно доставшегося урожая. Андрей возненавидел грызунов всем сердцем, особенно за бабушкины слезы, он мечтал выследить хоть одну мышь и убить своими руками. Для этого и сделал рогатку, а потом часами сидел с ней в засаде, пахнущей скошенным сеном, бахчой и листьями лопуха. Длинные кукурузные тени возле забора мешали высматривать цели в траве, поэтому Андрей больше надеялся на слух. Надеялся не зря — когда возле тыквы зашуршала сухая трава, он выстрелил, больно шлепнув себя резиной по пальцу, и тут же бросился искать поверженного врага.

Враг лежал возле тыквы в небольшой лужице крови. Пущенная из рогатки гайка перебила серому зверьку позвоночник, но мышка еще какое-то время жила, подергивая закругленными ушками и жалобно глядя черными бусинками глаз. Потом кровь пошла у нее из ноздрей, она дернулась несколько раз и затихла. А Андрей сел на корточки и заплакал, размазывая слезы по испачканному пылью лицу.

Тихие слезы превратились сначала в рыдание, а затем в истерику — Андрей не мог остановиться. Он так и ревел, когда копал ямку на дальнем конце двора, и когда закапывал окоченевшее тельце, и когда в мелкую труху изрубил рогатку, поклявшись никогда в жизни не брать в руки оружия.

Да, месть далеко не всегда оказывается сладкой. Но, повзрослев, Андрей понял, что есть вещи, за которые наказание настигать должно обязательно. Неотвратимо, как кара Божья. Санитары отвезли его обратно в палату, но мысли о Галине еще долго не давали ему покоя. Странно как получилось, что за столь короткое время Андрей оказался и в роли жертвы, и в роли готовящегося к казни палача.

Время медленно текло, сдвигая полосы теней внутри ярко залитой солнцем палаты. Андрей вспомнил про башню Торгового центра на Манежной площади и представил, как тень длиной в несколько километров гуляет по городу стрелкой солнечных часов.

К дяде Коле впервые пришла посетительница. Трудно было сказать, та ли это женщина, что угостила его утюгом по голове, потому что ни она, ни сам дядя Коля не сказали друг другу ни слова. Он лежал и смотрел в потолок, а она плакала и держала его за руку.

Затем она положила ему в тумбочку пакет, пахнущий домашней едой, и молча ушла, ни с кем не попрощавшись. Андрей вопросительно глянул на Володю, но тот лишь пожал плечами.