Андрей Саломатов - Г

Плотно позавтракав, он бесцельно побродил по дому, ещё раз заглянул в подзорную трубу и, чтобы чем-то занять себя, решил прогуляться до леса, посмотреть, что собой представляют эти убийственные джунгли вблизи. Лупцов даже повеселел, размышляя о собственной судьбе, зачем-то забросившей его на этот маленький "островок", который, как и все остальное на Земле, вскоре должен был исчезнуть под чудовищным натиском невесть откуда появившейся голубой заразы. Вопрос: откуда все это взялось, больше не интересовал его, поскольку даже правильный ответ не мог ничего изменить. Неизбежность конца больше не пугала его, тем более, что смерть имела такой привлекательный вид, а сам процесс умирания не нес в себе ничего таинственного.

Люцифер проснулся, когда Лупцов снимал с гвоздя двустволку хозяина дома. Пес вопросительно посмотрел на человека, и тот сказал ему:

- Ты поешь. Со мной ходить не надо. Сиди дома. Ты же глупый, ткнешься мордой в эту гадость и все, помрешь. - Словно бы понимая человеческую речь, Люцифер подошел к миске с кашей, обнюхал её и, громко чавкая, принялся есть.

Лупцов нажал на рычажок, разломил ружье пополам и, к своему удовлетворению, обнаружил там два патрона. Ружье оказалось заряженным.

Даже привыкнув к серебристо-голубому покрову, Лупцов был потрясен тем, что увидел в лесу. Глазам его предстала совершенно невероятная, живописная картина. Переплетенные кроны деревьев превратились в сплошной, без единого просвета, бирюзовый монолит, под которым невозможно было пройти в полный рост. Благодаря роскошным шубам, расстояние между стволами сильно сократилось, а в некоторых местах деревья совершенно сомкнулись, образовав живую стену. Немногочисленные извилистые проходы соединялись в лабиринт, и Лупцов с содроганием представил, как эта колоссальная актиния пожирает где-то внутри себя, все, что могло послужить ей пищей: птиц и зверей, пресмыкающихся и насекомых.

Сапоги Лупцова сантиметров на пятнадцать утопали в плесени, она отвратительно чавкала под ногами, сочные стрелки её глухо лопались, оставляя на голенищах мокрые маслянистые следы.

Лупцов долго бродил по опушке леса и любовался этими дикими, фантасмагорическими пейзажами. Он думал о том, что Иоанн, в стремлении запугать своих современников, слишком переусердствовал в описании конца света. Все выглядело гораздо гуманней и приличнее, без эффектных аллегорических всадников и чудовищного зверя. На самом деле конец света был стерилен, как кипяченый скальпель, и столь же действенен. Гибель планеты можно было назвать даже красивой, поскольку все безобразное, все, что изуродовал человек, перестраивая мир на свой скудоумный лад, в считанные часы исчезло под этим удивительным покрывалом. Природа сама исправила свою ошибку. Получилось и гигиенично, и живописно.

Неожиданно Лупцов услышал треск сучьев. Он обернулся и увидел в нескольких метрах от себя лося. Огромный самец с лопатообразными рогами, шатаясь, вышел из леса и остановился. Первое, что пришло в голову Лупцову, это застрелить животное. Он снял с плеча ружье, но застыл на месте - вид у сохатого был настолько жалкий, а в глазах читались такие тоска и ужас, что Лупцов опустил ружье. Едва ли не впервые в жизни он вывел для себя зависимость таких двух понятий, как убийство живого существа и утоление голода.

За то время, пока человек и лесной зверь стояли друг против друга, Лупцов успел как следует разглядеть лося. Тот весь был покрыт голубым налетом, губы его слегка серебрились, а это означало, что животное отравлено и жить ему осталось каких-нибудь пару часов или того меньше.

- Иди, иди, - сказал ему Лупцов, и сохатый, опустив голову, медлено вернулся в лес.

На обратном пути Лупцова заставил вздрогнуть человеческий крик. Проходя мимо небольшого овражка, он услышал уже знакомую просьбу о помощи.

- Игорь, помоги! - каким-то знакомым женским голосом взывало к нему чудовище. Лупцов остановился, попытался вспомнить, кому он принадлежит, но так и не сумел. А существо в овраге, очевидно, приняв его остановку за колебания, закричало жалобнее и настойчивей:

- Игорек, милый, помоги же мне!

- Сейчас помогу, - зло ответил Лупцов. Взяв ружье наперевес, он осторожно пошел на голос. Ему было по-настоящему страшно, пальцы, лежащие на курках двустволки, сильно дрожали, и он боялся, что случайно может нажать посильнее и выпустить в воздух оба заряда, которые неизвестно ещё как и когда могут пригодиться.

Чудовище из ямы в очередной раз дало о себе знать, и Лупцов понял, что подошел совсем близко. Оно было где-то под ним, на самом дне неглубокого овражка, среди махровых серебристо-голубых кустов.

Остановившись, Лупцов поискал глазами то место, где оно располагалось: едва заметная разница в цвете и редкие волнообразные движения выдавали искусного провокатора.

- Ну, вот он я, - проговорил Лупцов, чувствуя, как его обволакивает теплым сладковатым туманом. Перед глазами у него все поплыло, и в этом тягучем и липком как клей воздухе начали прорисовываться какие-то неясные образы, которые медленно сгущаясь, формировались в человеческие фигуры.

- Помоги, Игорек, - бессовестно лгал знакомый голос, и Лупцов, стряхнув с себя наваждение, вскинул ружье, навел стволы на шевелящуюся массу и с трудом прошептал:

- Сейчас помогу. Сейчас ты у меня пообедаешь картечью, поганая жаба.

И все же он не выстрелил. Лупцов вдруг услышал нечто, сильно поразившее его:

- Стреляй, Игорек, стреляй скорее. Не могу больше, - простонало чудовище. После этих слов руки у него как-то сами опустились.

Некоторое время Лупцов в растерянности стоял и смотрел на дно овражка, а тем временем бесформенная масса в яме зашевелилась, прямо посредине её образовался голубой пузырь размером с футбольный мяч, который словно под рукой невидимого скульптора вдруг обрел форму головы. Постепенно на пузыре обозначились и черты знакомого лица - некой женщины, с вялыми губами и страдальческим взглядом. И тут Лупцов вспомнил, где он видел женщину с подобным лицом - во время неудачного похода в центр города, когда они с покойным Иваном Павловичем зашли во дворик отдохнуть. Это была мать двоих детей из песочницы.

Лупцов тряхнул головой, словно избавляясь от морока, и только тут заметил, что две голубые женские руки, словно змеи, тянутся к нему из оврага прямо по серебристо-голубому покрову. Руки быстро удлиннялись, а голос при этом, не переставая, душераздирающе шептал:

- Спасибо, Игорек, спасибо, милый!

Осознав наконец, что происходит, Лупцов отступил на несколько шагов, затем развернулся и бросился бежать прочь от страшного места. На бегу он бормотал проклятья, плевался и громко предрекал всей этой нечести самый жуткий и мучительный конец. И только у калитки Лупцов остановился, глубоко вздохнул и огляделся.