Наталья Нечаева - Седьмая раса

Секунда, и его тело, волоча за собой камни, покатилось в пропасть.

Ольга с Максом, одновременно подбежавшие к обрыву, видели, как неслось оно вниз, с кукольной неуклюжестью выбрасывая в стороны неуправляемые конечности, а вслед за ним, догоняя его, чтобы клюнуть, как разгневанная хищная птица, спешил поблескивающий белый камень — шапка, сорвавшаяся с сейда. Глухой удар о последний, сидевший почти в воде валун, тело Рощина прощально взмахнуло обеими руками и плюхнулось в воду. Озеро приняло его сразу, без всплесков и кругов. Словно раздвинулась, чтобы тут же сойтись обратно, густая синяя вода.

Оглушенные и пораженные, Барт и Славина некоторое время стояли на самом краю обрыва, не в силах вымолвить ни слова.

Наконец, девушка обернулась к спутнику.

— Макс…

Барт, болезненно морщась, прижимал к груди руку. Правая кисть свисала безжизненно и странно, словно сочленения костей сдвинулись ближе к локтю.

— Рука перебита, — виновато произнес Макс. — Боль страшная…

— Это тебя — камнем? Надо же, как отлетел…

— Оль, ты что, не поняла? — не веря, скривился от боли Барт. — Сначала у меня из рук выбивают пистолет, потом шапка с сейда раскраивает голову Рощина…

— Ты хочешь сказать, что все это — не случайно? — Ольгу пробрал сильный озноб.

— Не знаю, — Барт сильнее прижал ноющую конечность. — Я уже ничего не знаю. Я уже вполне склонен поверить Рощину, что тут все — мыслящее: камни, скалы, растения, небо… И все события вершатся в строгой причинно-следственной связи. Я не должен был выжить в озере, но в меня реально влили энергию, заставив прийти тебе на помощь. А потом, когда я хотел убить себе подобного, просто дали по рукам. Самое смешное знаешь что? Снова — правая рука! Ее зацепило пулей, потом она чудесным образом зажила, помнишь? А теперь, когда я хотел употребить ее во зло, мне ее просто сломали!

— А Рощин? Почему сейд убил его? Ведь он — свой?

— Думаю, понятия свой и чужой тут резко отличаются от тех, что вкладываем в эти слова мы. Законы Вселенной неумолимы и справедливы, какими бы безжалостными ни казались они нам. Рощина наказали за то зло, которое он уже сегодня сделал и еще собирался. А заодно предотвратили твою и мою смерти.

— То есть сейды наказывают зло и поощряют добро?

— Не знаю… Ни с чем подобным я никогда в жизни не сталкивался.

— Но мы — выживем? — Ольга смотрела за Барта с тревогой и надеждой. — Мы — спасемся?

— Оль, если я скажу тебе «да», то совру. Я не знаю ответа. Мы можем только надеяться. Ведь если мы до сих пор живы, значит, это кому-нибудь нужно… Давай как-нибудь попытаемся перевязать мне руку.

— Чем?

Славина оглянулась вокруг, словно надеясь отыскать перевязочный материал. С самого Макса взять было нечего — мокрые джинсы и футболка. На ней, кроме ветровки, оставалась лишь легкая майка на тонких бретельках. Фуфайку она сняла и разорвала на тряпки еще там, у подножия Сейв-Вэра, когда обихаживала Федора и Серегу. Боже, как давно это было! Кажется, в прошлой жизни…

Девушка сбросила ветровку, стянула майку. Обнаженное тело сразу покрылось гусиной кожей: Кольская тундра даже в солнечную ночь — это вам не Сочи…

Разорвав тонкий трикотаж, Ольга стянула узлом концы, перекинула через шею Барта, дважды перехлестнула через предплечье, создавая тем самым хотя бы какое-то подобие неподвижности, завязала еще один узел.

— Пока — так. Спустимся, найдем какую-нибудь прямую палку, сделаем шину. Вытерпишь?

— У меня есть выбор? — попытался улыбнуться Макс. — Пошли?

— Ты знаешь, куда?

— Примерно. Надо обойти озеро тут, поверху. Я видел, куда катер высаживал людей, значит, оттуда есть дорога.

Они двинулись по кромке скального обрыва.

— Погоди! — Ольга вдруг остановилась и бросилась назад. Подбежала к розовому сейду, раскинула руки, прижалась всем телом, больно вдавила в неровную поверхность лоб.

— Спасибо, милый… Прощай. Надеюсь, никто больше не потревожит твой покой.

Ей показалось? Или это действительно произошло?

Нутро сейда отозвалось на ее слова едва различимым низким гулом.

Девушка еще раз погладила шершавый розовый скос и поспешила к Барту.

Шубин дождался катера, махнул рукой прапорщику, сидевшему за штурвалом.

— Надо перенести тело магистра.

Парень расширил глаза, но, памятуя о субординации, ничего не спросил.

Тело старика, большое и костистое, оказалось невероятно тяжелым.

— Прости, отец, — приговаривал Шубин, когда вдвоем с прапорщиком они несли его подземным узким коридором, и то рука, то голова мертвого магистра задевали об острые выступы камней.

Наконец, тело разместили в катере, туда же, рядом со стариком, поместили полуживую блондинку. Ни на какие слова мужа женщина не реагировала, созерцая полными слез нездешними глазами одной лишь ей ведомую даль.

— Жди, — коротко приказал Шубин. — Я погашу факелы и закрою ворота.

Пока они несли и пристраивали тело, пока перегружали на борт суденышка блондинку, Шубин слышал отзвуки недалекой борьбы — звуки падающих камней, гулко разносившихся по округе, выстрелы, грозовое шуршание оползня.

Рощин знает свое дело, — спокойно подумал Шубин. — Он не оставит следов. А тела… Здесь их не найдет никто и никогда. Обычный трагический случай: неопытные путешественники заблудились в скалистой тундре. Или разбились, поскользнувшись на скалах. Некрологи, поиски, фотографии на телеэкране в траурных рамках. О Славиной, наверное, даже покажут фильм, смонтировав кадры из ее прошлых передач. Хорошая была журналистка. Жалко. Барт менее известен, но ему воздаст должное научный мир.

Шубин аккуратно загасил факелы, подсвечивая дорогу фонариком, выбрался из подземелья, щелкнул металлической клипсой, соединившей в единое целое два карликовых березовых куста. Привычный пейзаж: из скальной расщелины растет березовая поросль, густая и кудрявая.

Надо вызвать вертолет, — решил он. — От озера до дороги, где ожидают «уазики», тело отца не донести. Да и Грэтхен вряд ли дойдет сама. Придется воспользоваться санитарной авиацией. Другого выхода нет. Зато он сразу же окажется рядом с сыном.

Как он там? Что за чушь привиделась Грэтхен? Конечно, его мальчик жив! Там, вокруг него, столько врачей… А утром он отправит в Москву самолет и доставит лучшего экстрасенса. Самого сильного, самого умелого.

Отец. Отца уже не вернешь. Впрочем, он и сам чувствовал свой скорый конец. Но Фридриха он спасет!

Шубин извлек из кармана трубку спутникового телефона и приостановился.

— Это Шубин, — требовательно бросил он в микрофон. — Срочно санитарный вертолет. Я в квадрате одиннадцать «е». Здесь раненые.