Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Он хотел уехать. Хотя лучше сказать, он хотел исчезнуть, уехать даже от самого себя.

Но не прямо сейчас. Появилась новая загадка, о которой знал только он, и, следовательно, только он мог ее решить. Его терминал вел себя очень странно.

Он заметил это в первую же неделю после того, как восстановился после полного паралича. Он просматривал файлы Уанды и осознал, что получил доступ к ее конфиденциальным файлам, не делая для этого ничего особенного. Файлы были защищены несколькими замками, он и понятия не имел, какие пароли в них использовались, и все же он вывел информацию посредством обычной процедуры просмотра. Там были записаны ее рассуждения об эволюции свинок, ее предположения о структуре их общества и обычаях, существовавших до возникновения десколады. Эти вопросы она обсуждала с ним не далее чем две недели назад. Теперь она поместила это в конфиденциальные файлы и никогда более не разговаривала с ним об этом.

Миро не сказал ей, что видел ее записи, однако он завел с ней разговор на эту тему и разговорил ее; она довольно охотно делилась с ним своими идеями, поскольку он сам проявил к этому интерес. Временами все было почти как раньше. За исключением того, что он слышал свою невнятную речь и оставлял большую часть своих мыслей при себе. Просто слушал ее, не обращая внимания на вещи, о которых он мог бы и поспорить. Все же то, что он знал содержание ее конфиденциальных файлов, позволило ему проникнуть в суть того, чем она действительно интересовалась.

Но как он увидел их содержимое?

Это происходило снова и снова. Файлы Элы, матери, дона Кристао. Когда свинки начали играть со своим новым терминалом, Миро мог следить за их действиями в режиме эха, отображавшем все их команды. Подобного он никогда раньше не видел — терминал позволил ему следить за всеми действиями компьютера и делать разные предложения и вносить небольшие изменения. Он получал особое удовольствие, стараясь угадать, чего хотели в действительности добиться свинки, и тайком помогая им. Но как он получил такую необычную и мощную поддержку машины?

Терминал также учился подстраиваться под него. Вместо того чтобы вводить длинные кодовые последовательности, ему достаточно было начать ввод, чтобы машина выполнила его инструкции. Наконец, ему даже не надо было уже загружать машину. Он прикасался к клавиатуре, и на терминал выводился перечень выполняемых в настоящее время заданий и производился их просмотр. Он мог нажать клавишу, и машина начинала выполнять непосредственно данное им задание, пропуская десятки промежуточных операций, избавляя его от множества мучительных минут набора команд одним пальцем.

Вначале он подумал, что это Ольгадо или кто-нибудь из службы мэра сделали для него новую программу. Но Ольгадо лишь непонимающе посмотрел на терминал и сказал: «Васапо». (Потрясающе.) А когда он послал мэру записку, она не получила ее. Вместо этого к нему пришел Глашатай Мертвых.

— Я вижу, что твой терминал помогает тебе, — проговорил Эндер.

Миро не ответил. Он был слишком занят, стараясь понять, почему мэр прислала Глашатая вместо ответа на его записку.

— Боскинья не получила твое послание, — сказал Эндер. — Его получил я. И будет лучше, если ты никому не скажешь о том, на что способен твой терминал.

— Почему? — спросил Миро. Он разговаривал односложно, чтобы меньше запинаться.

— Потому что тебе помогает не новая программа. Это личность.

Миро засмеялся. Ни один человек не смог бы работать так быстро, как помогавшая ему программа. В действительности она была быстрее, чем все программы, с которыми Миро приходилось работать раньше, отличалась находчивостью и интуицией; она была быстрее человека и умнее программы.

— Мне кажется, это мой старый друг. По крайней мере, именно она сообщила мне о твоем послании и предположила, что мне следует дать тебе знать о том, что хорошо бы вести себя осторожнее. Видишь ли, она немного застенчива и не часто заводит друзей.

— Сколько?

— В настоящее время двое. А несколько тысяч лет назад — один.

— Не человек, — сказал Миро.

— Раман, — ответил Эндер. — Она более человечна, чем многие люди. Мы любили друг друга, помогали друг другу, зависели друг от друга. Но в последние несколько недель, с тех пор как я приехал сюда, мы разошлись. Раньше мы с ней постоянно общались. Теперь у меня нет времени. Временами мы причиняли друг другу боль. Она одинока, и, мне кажется, поэтому выбрала себе нового товарища.

— Nao quero. (Никого не нужно.)

— Нет, нужно, — не согласился Эндер. — Она уже помогла тебе. Теперь, когда ты знаешь, что она существует, ты поймешь, что она — хороший друг. Ты не найдешь лучше. Более верного. Лучшего помощника.

— Для молокососа?

— Не будь болваном, — рассердился Эндер. — Я представляю тебя четвертому виду разумных существ. Тебя ведь считают ксенологом, не так ли? Она знает тебя, Миро. Твои физические проблемы ничего не значат для нее. У нее вообще нет тела. Она живет среди филотических волн в коммуникационных каналах Ста Миров. Она — самое разумное живое существо, а ты — второй из людей, кому она когда-либо решалась открыться.

— Как? (Как она появилась? Откуда она меня знает настолько, чтобы выбрать?)

— Спроси ее сам, — Эндер прикоснулся к серьге. — Только один совет. Когда она доверится тебе, всегда будь с ней. Не храни от нее секретов. Когда-то у нее был любимый человек, который выключил ее. Всего лишь на час, но после этого их отношения больше не были такими, как раньше. Они стали просто друзьями. Хорошими, верными друзьями, до самой его смерти. Но всю свою жизнь он будет жалеть об этом бездумном предательстве.

Глаза Эндера заблестели, и Миро понял, что кем бы ни было это живущее в компьютере существо, оно было не призраком, но частью жизни этого человека. И он передавал Миро, как отец сыну, право знакомства со своим другом.

Эндер ушел, не сказав больше ни слова, и Миро повернулся к терминалу. На нем была голограмма — небольшая женщина сидела на стуле, откинувшись на голографическую стену. Она не была красивой. Не была она и уродливой. В ее лице было что-то особенное. Глаза были задумчивыми, невинными, грустными. Ее рот был нежным, готовым улыбнуться и заплакать. Ее одежда напоминала невесомую вуаль и тем не менее не была вызывающей, а открывала взгляду ее невинное, девическое тело с небольшой грудью, руки ее легко лежали на коленях, ноги были по-детски раздвинуты, поставлены носками внутрь. Она могла бы сидеть так и на детских качелях. Или на краю постели любовника.

— Bom dia, — мягко произнес Миро.

— Привет, — сказала она. — Я попросила его представить нас друг другу.

Она была спокойна, сдержанна, но все же Миро был смущен. Уанда была единственной женщиной в его жизни, не считая женщин его семьи, очень долгое время, и он чувствовал себя не очень уверенно в роли кавалера. В то же время он опасался того, что разговаривает с голограммой. Совершенно убедительной, но имитацией, лазерной проекцией.