Кир Булычев - Заповедник для академиков

— Простите великодушно, — произнес высокий певучий быстрый голос. — Я не имел возможности поблагодарить вас.

Рядом с Андреем стоял человек в кепке, чей чемодан он так отважно и неудачно спасал.

Козырек у кепки был велик, он накрывал лицо тенью. Андрей скорее угадал, чем увидел улыбку. Человек протянул руку. Кисть была узкой и маленькой даже для столь невысокого — Андрею по плечо — человека. Андрею показалось, что он пожимает девичью кисть.

— Иванов, — сказал человек, — Владимир Иванович Иванов. Рад с вами познакомиться. — Он заметно грассировал.

— Андрей Берестов.

— А по отчеству как?

— Андрей Сергеевич.

— Вдвойне приятно.

Этот человек, показавшийся Андрею в первый момент стариком, стариком еще не был. Солнце зашло за облако, легшее на горизонт, и Андрей смог лучше разглядеть своего собеседника. Желтоватая, но не смуглая, а кабинетная по цвету кожа была почти без морщин, лишь в углах глаз сидели паучки, которые вытягивали ножки, когда Иванов улыбался. А он улыбался часто, с готовностью, словно знал, что улыбка оживляет и молодит его лицо. Скуластое лицо, крепкий круглый упрямый подбородок, поседевшие усы. Человек был похож… человек был похож на Ленина. Конечно же, на Ленина. Ему бы приклеить эспаньолку — вылитый Ленин!

— Узнали? — спросил человек радостно. — Меня часто узнают.

— Бороды не хватает. — Андрей не нашел лучшего ответа.

— Смешно говорите, батенька, — сказал Иванов, старательно копируя ленинский говорок. — Владимир Ильич почти всю революцию был бритым. Только об этом забыто. Плохо мы знаем своих героев. Да…

И тут же, словно почувствовав неточность, даже плохой вкус своего монолога, Иванов сменил тон на обыденный:

— Хорошо, шутки шутками, а ведь я вам очень благодарен.

— Я не смог его остановить.

— А это не ваша задача, молодой человек. Каждый из нас выполняет в этой жизни свою функцию. Правильно или неправильно, богато или скудно. Вы меня понимаете?

Андрей промедлил с ответом, и Иванов поднял ладонь, останавливая ответ.

— У нас везде бардак, — продолжил Иванов. — За мной прислали этот самый… японский «рафик». Без охраны, без сопровождения. Вы же понимаете, что я с ними еще серьезно поговорю. Если бы не вы, Андрей Сергеевич, то мы… я бы лишился чемодана с подарками, а история — своего шанса.

— С этим человеком, с вором, — что с ним случилось?

Иванов показал свою сообразительность. Будто прочел второй слой вопроса:

— Я тоже встревожился за его судьбу, когда увидел Алика с моим чемоданом. Алик ведь… как это теперь говорится — крутой мальчик. Да, крутой. Так что грабитель получил по заслугам. Кстати, у него был нож, и вам угрожала смертельная опасность.

— Я видел.

— И не прекратили преследование?

— Поздно было прекращать.

— Молодец, Андрей. Можно я буду вас называть Андреем? Вы благородный человек. А что на щеке? Надо будет обязательно промыть. Обязательно. Глупо, если щеку разнесет — а там и заражение крови. Не дай бог!

Солнце ушло в воду — только треть диска, покраснев, поднималась над горизонтом. Теплоход дал короткий гудок, словно окликнул кого-то.

— Скоро отплываем, — сказал Иванов. — Рад был с вами познакомиться.

Андрею стало зябко.

— Спасибо, мы еще увидимся, — сказал Андрей.

— Я надеюсь. Искренне надеюсь. В наши дни осталось так мало молодых людей, которые готовы прийти на помощь старшему товарищу.

— Я не такой уж молодой, — сказал Андрей.

— А я — куда старше. — Иванов рассмеялся высоким звонким голосом. Молодо и даже задорно. — Вы знаете, в каком купе врач?

— Я спрошу внизу.

— Напротив бара «Белые ночи», — уверенно сказал Иванов, который, возможно, уже побывал там.

— Наверное, сейчас не время, — сказал Андрей. — Когда поплывем, я схожу.

— Вы сильно заблуждаетесь, Андрюша, если думаете, что доктор на корабле поднимает якорь или тянет за канат. Доктор сидит в своем кабинете и ждет пациентов. В этом его долг и обязанность. Пошли, пошли, я прослежу, чтобы вам промыли ссадину.

И Иванов не отстал — он оказался страшно настырным и занудным человечком. Сам довел Андрея до кабинета, где, конечно же, доктора не оказалось, тут же позвонил из кабинета администратору, потому что уже узнал и запомнил внутренний номер телефона. Так что доктор, недовольный несвоевременным пациентом, прибежал минуты через три. Рану промыли, залепили пластырем. Иванов сидел в углу, будто ждал очереди — на самом же деле он ревниво следил за тем, хорошо ли доктор заботится о его новом товарище.

Они расстались внизу; у Андрея неожиданно разболелась голова — как следствие беготни и драки с вором. Но он не стал говорить об этом Иванову, опасаясь, что тот заставит его предпринять новое путешествие к врачу.

Он попрощался с Ивановым и ушел к себе в каюту.

Алеша как раз собирался уходить.

— Где это тебя? — спросил он, только сейчас заметив рану, так как, заклеенная пластырем, она стала очевидной.

— Это я раньше упал, — ответил Андрей, — еще в городе.

— Чем-нибудь могу быть полезен?

— Спасибо, я поваляюсь немного.

— Не будешь смотреть на отход?

— Как скроются в тумане огоньки?

— Понял, — улыбнулся Алеша. — Дверь не запирай, я скоро вернусь.

Вернулся Алеша поздно ночью. «Симонов» уже миновал Кронштадт и вышел в Финский залив.

Андрей слышал, как Алеша раздевается, стараясь не разбудить его. Внутри теплохода царил ровный негромкий гул работающих машин.

Во сне Андрей понимал, что надо догадаться о чем-то важном, и если этого не сделать сейчас, то завтра будет поздно — выступить надо сегодня! Ведь он знает этого Иванова, потому что он и есть Ленин…

Андрей проснулся среди ночи. Сквозь иллюминатор светила холодная луна. Посапывал Алеша Гаврилин. Андрей точно, до слова, вспомнил рассказ Лидочки о прошлогодних событиях в их переулке, об исчезнувшем при столь драматических обстоятельствах младенце Фрее. Ведь он чуть не убил Лидочку и исчез. Подобных сказочных совпадений не бывает. И так как почти все на свете находит в конце концов трезвое объяснение, в данном случае за таковое следует считать возвращение младенца Фрея на историческую сцену. А раз так, то становится крайне интересным узнать, что делает Владимир Ильич Ленин на борту теплохода «Рубен Симонов» во время неспешного круиза петербургской интеллигенции по Балтийскому морю.

Сна ни в одном глазу. Мирно сопит Алеша, в тон ему дышат машины теплохода, сквозь иллюминатор пробивается лунный свет, живой от облаков, пробегающих по луне и заставляющих ее затухать и вновь вспыхивать. Когда ты совсем один в этом мире, воображение, занятое пустяками днем, когда вокруг толчется столько раздражителей, может сконцентрироваться.