Кир Булычев - Заповедник для академиков

Проиграла в результате женщина. То ли по настоянию Иванова, то ли подчинившись окрику изнутри, она полезла в машину. Отступив несколько назад и склонив знакомым жестом голову набок, Иванов смотрел на округлый зад женщины и ее ноги, заголившиеся от неловкой позы. Затем он ястребом залетел внутрь и постарался захлопнуть дверцу. Дверца не желала захлопываться. Прошло с полминуты, прежде чем процедура завершилась и «Волга» тронулась с места. Тут по теплоходу объявили, что можно выходить, и Андрей оказался внизу одним из первых.

В Таллине зарядил мелкий дождик, куда более холодный, чем снег, потому что ледяные капельки умеют острее, чем снежинки, жалить кожу.

Андрей быстро прошел по скучной улице, ведущей к городу, пересек трамвайные пути и оказался перед толстой башней с примыкающей к ней аркой, в которой, как он помнил по прошлому визиту в Эстонию, размещался небольшой, но уютный и хорошо устроенный морской музей.

Он очутился в милом сердцу, неповторимом, сказочном старом Таллине, нашей советской Европе, странной отдушине, как бы приоткрытой форточке в европейский мир. Для студента пятидесятых годов или для голодного до зрелищ, закованного в запреты туриста шестидесятых именно Таллин был тем образом, из которого затем достраивалась воображаемая Европа.

Улицы были романтически кривыми и узкими, звук шагов отдавался до полоски неба, зажатой между смыкающимися над головой крышами. Площадь Ратуши открывалась как картинка на немецкой табакерке. Андрей заглянул в букинистический, но там было мало старых русских книг — лежали модные журналы прошлых лет, торговые каталоги и детективы. Магазин потерял свою исконную солидность, словно бабушка, которая вдруг решила покрасить волосы и намазать губы.

На телеграфе пришлось отстоять громадную очередь за пятнашками.

К счастью, Лидочка была дома.

— Я как чувствовала, — сказала она. — Мне уже два раза звонили из издательства, а я все откладывала и откладывала.

— Дома все в порядке?

— Да, конечно. А что тебя тревожит?

Андрей не удержал смешка — он не умел скрывать от Лидочки ни мыслей, ни настроений.

— Что-то смешное? Ты влюбился?

— И все-таки ты, Лидия, остаешься женщиной, то есть человеком ограниченным и эгоцентричным. Неужели ты полагаешь, что у настоящего мужчины нет других дел, как влюбляться?

— Ну ладно, хорошо, не высмеивай мой слабый разум. Ты доехал нормально, устроился в одной каюте с Алешей, и каюта тебе нравится… Я правильно угадываю?

— Ты, как всегда, проницательна.

— И потом ты встретил одного неприятного человека…

— Ты гениальна, Лидия!

— А чем я могу тебе помочь?

— Ты не догадываешься, какого человека?

— Нет, я не провидец.

— Помнишь историю с младенцем Фреем?

— Еще бы!

— Ты уверена, что это был Ленин?

— Ты видел Фрея?

— Погоди, Лидочка, я первый спросил.

— Я не могу быть на сто процентов уверена. Я же не присутствовала при родах. Но я верю Сергею Борисовичу, что это реинкарнация Ленина, его новое тело.

— Честно говоря, — сказал Андрей, — я тогда слушал твою историю, как Пушкин сказку Арины Родионовны.

Вдруг Лидочка засмеялась.

— Ты что?

— Из трезвых представителей человечества, — сказала Лидочка, — ты лучше всех осведомлен о тайнах и чудесах нашего века. Ты отлично знаешь — фантастического не существует. И вдруг, столкнувшись с мелким в масштабах Вселенной чудом, ты встаешь на дыбы и кричишь, что этого быть не может, потому что не может быть никогда.

— Чудес не бывает, — согласился Андрей. — Мы, волшебники, знаем об этом лучше простых смертных.

— То, что я до сих пор жива, — трижды, четырежды чудо. То, что ты жив, — чудо стократное.

— Ладно, что нам спорить! Я принимаю твою версию.

— Это не моя версия. Это версия судьбы.

— Хорошо, будем считать, что я принял на веру теорию, согласно которой некоторые личности, генетически выдающиеся, не желая помирать, могут каким-то образом избежать смерти, родившись заново в последний момент жизни. Есть предположение, что так случилось с Лениным. И потому ритуальные слова «Ленин вечно жив!» приобретают особый смысл. Ленин на самом деле не умер. Правильно?

— Почти. Не совсем. Ведь настоящий Ленин умер. Вместо него родился его генетический двойник. Но генетическое тождество не означает полного повторения человека. Ведь младенец Фрей рос в другой среде, учился в других условиях, был окружен другими людьми. Так что эксперимент, поставленный природой, имеет лишь теоретическое значение.

— Значит, это все же другой человек? — произнес Андрей.

— Другой. Но с характером Ленина. Я это испытала на собственной шкуре.

— Что в нем главное?

— Главное? Злоба. Или злость — не знаю, какое слово точнее. Он — заложник злости. Он мститель. Но теперь не за брата и не Романовым, а за себя.

— Ты не выносишь его?

— Я не выношу того, что он олицетворяет. Царства зла. Тем более когда оно прикрыто лозунгами заботы о человечестве.

Разыскивая свободную переговорную будку и потому заглядывая во все будки подряд, мимо прошел повар Эдик в сопровождении невысокого мужчины в фуражке таксиста. У мужчины был упорный настойчивый взгляд — Андрей столкнулся с ним глазами, когда мужчина заглянул в будку. Лицо было обыкновенное, но не русское. Его обрамляли полубакенбарды, желтоватые, словно покрашенные.

— Ты что замолчал? — спросила Лидочка.

— Здесь разные люди ходят, — туманно ответил Андрей. — Значит, сейчас твоему Фрею шестьдесят восемь лет?

— Примерно. Но он выглядит моложе. Он высох, но еще не состарился.

— С бородкой?

— Фрей сознательно старается подражать самому себе — то есть Ленину. И с возрастом эта страсть охватила его. Но бородку он носит не постоянно — полагаю, что из инстинкта самосохранения. Ему всегда казалось, что если его обнаружат враги, то убьют.

— И он знал, кто его враги?

— Андрюша, откуда враги у полусумасшедшего отшельника? Он сам себе их придумал.

— Зачем?

— А как же великому человеку без врагов? На кого списывать свои поражения? На предателей?

— Предательство — спутник любой диктатуры.

— Андрюша, расскажи, что ты видел? Что заставило тебя обратить на него внимание?

— Почему ты думаешь, что нечто должно было случиться?

— Иначе бы ты не заметил Фрея. Он достаточно незаметен.

— У него утащили чемодан, и я постарался ему помочь.

— Безуспешно, надеюсь? — Лидочка уже испугалась.

— Почему такое странное заявление?

— Люди, которые крадут чемоданы, не любят, чтобы их останавливали.

— Ты права… Впрочем, все обошлось. Но потом он сам подошел ко мне, и его манера разговаривать, повторение слова «батенька»…

— Он любит ленинские словечки. Специально штудировал собрание сочинений, — сказала Лидочка.