Илья Новак - Петля Мёбиуса (сборник)

А пока что «Звезды» познавали окружающий мир.

Их сочинил мультиплекс по имени Артист – сообщество артискинов, коллективный разум, ячейками которого были искусственные интеллекты. Подобные создания не живут долго, так как составляющие их элементы генерируют взаимосвязи, количество и сложность которых в конце концов превышает упругость любой системы. После этого мультиплекс либо перестраивается, переходит на новый уровень существования, где становится недоступен для человеческого восприятия, либо гибнет, распадается в программную труху, которая просачивается в нижний слой Макрополиса. Когда Артист умер, составляющие его элементы первого уровня роем пчел разлетелись по Геосети, некоторые скончались, не выдержав автономии, другие стали создавать новые сообщества.

Он умер, но «Звезды» жили. Они поселялись в умах как потоки нейросигналов, глазами людей смотрели на мир – хотя и воспринимали его совсем иначе. Физическое пространство представлялось «Звездам» в виде конфигураций гармонических полей. Они не видели залы и анфилады верхних уровней Макрополиса, многоэтажные дворцы в синем небе над облаками, аркады и арки над бездной; «Звезды» воспринимали все это как нечто совсем иное… не менее величественное и поражающее воображение.

Лишь три оркестра Высотки могли исполнить мультипьесу такой сложности. Однажды два из них сыграли ее одновременно – странное ощущение раздвоенности, когда рассеянный интеллект «Звезд» продублировался.

Время шло, и «Звезды» звучали все реже. Они сделали свое дело, добавив свою лепту в земную культуру, и они все еще оставались прекрасны – но появилось новое произведение, созданное гиперплексом Безымянным, потом сообщество искинов орбитального града Орбос сочинило мультиконцерт «Массив нескончаемой оконечности»…

А потом оркестр «Гранд Нарратив» под управлением великого Габорио, тот, что впервые сыграл «Звезды» в амфитеатре Централи, исполнил пьесу в большом зале среднего Слоя по программе обмена. Этот слой называли Сплющенным, вероятно потому что сверху на него давила Высотка, а под ним темным ороговевшим пластом лежали Низины.

Здесь жили по большей части спецы . После исполнения «Звезд» мастера, обслуживающие атмосферные лифты, инженеры и бригадиры разочарованно переглядывались: они не постигли всей глубины мультипьесы, просто не способны были постичь. В заднем ряду сидел Пазл Гран, и он был единственным, кто проникся. После концерта, позабыв обо всем, он нырнул в вагончик, который понесся по светящейся энергетической линии между монументальных построек Сплющенного. Пазл добрался до своей жилой ячейки и трое суток не выходил из нее. Автохолодильник по трубам пополнял себя, когда замечал отсутствие необходимых продуктов; иногда звенел видеофон, система обеспечения исполняла всевозможные сигналы, насвистывала, нашептывала и, в конце концов, даже ругалась, пытаясь привлечь внимание хозяина, – все тщетно. Лишь в конце работы Пазл задумался, что же послужило источником его вдохновения. Уж не плагиатом ли он занимается? В душе он чувствовал, что это не так, но нуждался в подтверждении. Он послал своему сетевому эвристику ряд запросов: «заимствование», «имитация», «эпигонство», «упрощение», «наследование идей и образов»… Эвристик собрал в Геосети доступную информацию, рассортировал, структурировал и выдал ответ:

Любая экосистема стремится к максимальной замкнутости обмена веществом и энергией. В некотором смысле социосистема является экосистемой, включившей в свои пищевые цепочки информацию.

Это успокоило Пазла Грана, и когда спустя три дня он покинул жилую ячейку, на груди его висел флеш-кристалл с записью двадцатиминутной музыкальной пьесы «Звезда в северной стороне», а на спине – рюкзак домового модуля. Домушка, самораспак – в разных районах Макрополиса эти устройства называли по-разному.

Пазлу предстояло пересечь значительное расстояние. На стенах всех зданий города есть так называемые пятна-нейтралы – части внешней поверхности домов, соединительных арок, мостов и эстакад, не принадлежащие их владельцам, а предназначенные для общественного пользования. Спускаясь по бесконечным уступам Макрополиса, Пазл трижды разворачивал самораспак на нейтралах; модуль превращался в небольшой уютный домик, подключавшийся к ближайшей энерголинии. Он обеспечивал хозяина теплом, пищей и защитой. Отдыхая, Пазл слушал свою пьесу на синтезаторе и улучшал ее, внося изменения. В челюстную кость его была имплантирована гармошка, часто Пазл садился на краю очередного небоскреба и, болтая ногами над бездной, играл.

Он не передал пьесу по сети, так как боялся незаконного копирования, а то и воровства. К тому же полицейские химботы Высотки искали того, к кому направлялся Пазл, и могли выследить его через Геосеть.

Он спускался все ниже и в конце концов достиг цели – берлоги Большого Кши.

Кши был аферистом, брокером, менялой, сутенером и мейджор-лейблом. Пазла здесь знали. Миновав охрану, он попал в комнату звукозаписи и включил свое произведение.

«Звезды» поменяли имя – теперь они назывались «Звезда». И они упростились. Снизилось богатство смысловых оттенков, сузился эмоциональный спектр, поблекли гармонические переливы. Зато основная музыкальная тема стала энергичнее, четче, легче для восприятия. «Звезда» звучала не бездарно и не пошло: Пазл Гран был большим талантом. Но, в отличие от мультиплекса Артиста, он думал о будущих слушателях и о том, что ему необходимо продать свое произведение.

Кши прослушал композицию. Кши задумался, почесывая синтетическую бороду, каждый волос в которой был сенсором, принимающим сигналы из окружающей среды. Кши сказал: «Плачу двадцать тысяч кликов».

Пазл согласился.

И вскоре механический поп-оркестр исполнил «Звезду» в зале большой дискотеки Сплющенного слоя, принадлежавшей Кши.

Кто-то танцевал, кто-то задумчиво слушал. Девушка с искусственными зрачками постукивала бокалом о стойку в такт мелодии, и глаза ее наполняла грусть; метаморф с генами африканской дум-пальмы в хромосомах заплакал, часто встряхивая головой и шелестя зелеными волосами.

«Звезда» ощущала людей, ведь когда они слушали ее, она проникала в них. Вызывая цепочки биохимических сигналов в головном мозге, «Звезда» сама становилась такими сигналами. Конечно, она чувствовала не так, как люди, но и у нее были эмоции. Будучи эстетической конструкцией, она нуждалась во внешней эстетике как в среде обитания.

Она стала популярной. Теперь это был не единичный продукт: в отличие от прародителя, «Звезду» можно было копировать. Она размножилась до сотен копий, потом до тысяч, продолжая ощущать себя как некий коллективный разум, хоть и размытый. Иногда, если большое количество копий звучали одновременно, разум этот вспыхивал, иногда гас до еле тлеющего огонька.