Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

С того дня, когда Эрик Юрьевич попросил Аннаэр принимать вместо себя зачет, в институте он не появился ни разу. Впрочем, ходили слухи, что кто-то его все же видел. Рассказывалось, что они втроем сидели в кабинете ректора — сам Андрей Анатольевич, Гена-матерщинник и Лаунхоффер — и сосредоточенно, в гробовом молчании пили водку.

После сессии закончился срок контракта руководителя практики. Гена переписал себе культурно-языковую матрицу за неделю до отъезда и как будто уехал душой. Он все еще говорил по-русски, но совершенно правильно, без сленга и непечатных словечек, с тенью акцента. Потом попрощался — и навсегда отбыл в родной Китай.

С виду все оставалось по-прежнему: шумели в коридорах студенты, старшекурсники кичились умениями, изощряясь кто во что горазд, но Данилю казалось, что в институте стало болезненно тихо и пусто.

Он и сам не смог бы ответить, зачем каждую неделю навещает в больнице молчаливую как покойница Аннаэр. Не шло речи о чародейном притяжении, о нежных чувствах, он даже жалости к ней почти не испытывал — но все-таки приходил, приносил ей цветы и фрукты, говорил что-то, вглядывался в неподвижные заострившиеся черты, пытаясь угадать в скучной больной прежнюю А.В. Эрдманн. Что-то вело; приказывало. Возможно, Даниль по-прежнему чувствовал в Ане сестру по их маленькому ученому ордену и не мог смириться с тем, что она так яростно отказывалась от своей природы. Возможно, в клинику нервных болезней его тянула почти магическая связь: они с Аннаэр были ранены одним и тем же оружием.

Данилю снились кошмары.

Каждую ночь одинаково: он стоял на снегу, в центре оцепеневшего безмолвного мира, готовясь противостоять Лаунхофферу, зная, что ему это не удастся. Вот-вот за спиной у него должна была появиться Ворона, маленькая нелепая женщина, и отменить смерть единственным испуганным взглядом.

Но она не появлялась.

Лаунхоффер докуривал сигарету, и выламывался горизонт, драконьи крылья расправлялись над ним; закономерности мира изменялись под давлением его воли, а Ворона не появлялась.

Даниль просыпался в холодном поту и долго потом стоял на кухне — пил воду, курил, нарочно мерз у распахнутого окна.

— Как Аня? — спросила Алиса Викторовна, подняв глаза от дисплея; голос ее был грустным, и аспирант подумал, что она знает ответ.

— Все так же, — вздохнул он.

Ворона жалобно нахмурилась.

— Мне бы надо с ней поговорить, — сказала она. — Я бы… что-нибудь могла сделать. Если б только это был кто угодно, но не Аня. Я даже пробовать боюсь, Данечка, ей ведь и хуже может стать, если я приду.

Сергиевский не ответил. Алиса Викторовна все понимала, и оттого ей хотелось плакать. Наверное, Ворона была единственным человеком на свете, который действительно мог вытащить Аннаэр из трясины, в которой она тонула — но Аннаэр была единственным человеком, который ни видеть, ни слышать не желал Воронецкую.

Даниль вставил флэшку в порт и пододвинул стул, чтобы смотреть в монитор Вороны. Случись тому иная причина, он был бы просто счастлив получить Алису Викторовну в научные руководители, но порадоваться не удалось. Воронецкая сама глядела печально; ее наваждение дарило не детское веселье и не шалопайскую игрушечную влюбленность, а душевную тишину и спокойные думы — словно зимним вечером теплился огонек в далеком окне… Напряжение уходило, страх и боль превращались в жизненный опыт, и можно было уже смотреть со стороны — анализировать, задаваться вопросами.

— Алиса Викторовна, — сказал как-то Даниль. — А все-таки, что это был за эксперимент?

Ворона по-птичьи наклонила голову к плечу, хлопнула глазами, подумала и зачем-то спросила:

— Ты знаешь, как делают жемчуг?

Сергиевский недоуменно на нее воззрился.

— Пластмассовый? — переспросил с подозрением.

— Нет, настоящий. Ну, его же ракушки делают, — защебетала Ворона, так и сяк крутя в воздухе маленькими пальцами, — но одно дело искать ракушку, которая вдруг да сама себе жемчужинку завела, это ж еще когда найдешь, сколько ракушек пустых погубишь, а можно ракушку заставить сделать жемчужинку.

«О чем это она?!» — глаза Даниля мало-помалу лезли на лоб.

— Берут ракушку, — продолжала Воронецкая, — створки слегка разводят, тельце моллюска надрезают и вкладывают в разрез кусочек плоти другого моллюска. Все делается очень аккуратно, поэтому ракушка не умирает. Ее отпускают, она закрывается и начинает растить внутри себя жемчужину… То же самое Эрик Юрьевич сделал с вероятностными Вселенными.

Задумавшийся о жизни ракушек Даниль не сразу осознал последнюю фразу; а осознав, подпрыгнул на стуле и потрясенно уставился на Ворону.

— То есть как? — почти испуганно выдохнул он. — То есть…

— Где-то теперь вызревает мир-жемчужина, — мечтательно сказала Ворона, щелкая мышью. — Интересно, что выйдет?

— А… аномалия?

— Раскрытые створки ракушки. Они бы уже сомкнулись, но мы с Андреем Анатольевичем проставили вешки по каналу. У стфари там какие-то дипломатические проблемы, насколько я знаю, но они собираются вернуться к себе, через какое-то время, и Андрей Анатольевич решил, что мы все обеспечим… Ты ведь, кажется, знаком с кем-то из них?

— Да, — сказал Даниль. — Но… шапочно.

С тех пор как Ксе сел в кресло верховного жреца, он почти потерял с ним контакт. Жрец работал со стфари, занимался какими-то специфическими проблемами антропогенного сектора, был постоянно занят, да и приятельских отношений Даниль с ним завязать не успел. По чести сказать, все это его не особенно-то интересовало. Принимать благодарности он не хотел: не за что, сказать по совести, было его благодарить. Ну, потянул время… не выскочи Ворона на глаза Ящеру, история закончилась бы печально.

— Алиса Викторовна, — вполголоса сказал Даниль, — а вы знали?..

— Я не знала, что он уже занимается этим вплотную, — ответила Ворона, разглядывая один из графиков. — А идея… идея была давно. Смешно… — уголки ее рта нервно приподнялись. — Как-то они спорили с Андреем Анатольевичем, кажется, насчет роли кармахирургов в политике. Мы ведь, если вдуматься, жуткая сила… И Андрей спросил, не стремится ли Эрик, часом, к власти над миром. Тот говорит — мир несовершенен. «Будешь исправлять?» — спросил Андрей, а он сказал, что сделает лучше.

Даниль мрачновато хмыкнул.

— Представляю, какой мир он сделает…

— Хороший, — мгновенно ответила Ворона. — Я уверена. Лучше этого, — и добавила, опустив глаза: — Он же сказал.

Защита прошла гладко и как-то незаметно. Все знали, каким будет решение комиссии: работа в конечном итоге получилась более чем достойная, да и не бывало еще случая, чтобы человек, приглашенный в аспирантуру института тонкого тела, не получил степени. Другие правила действовали здесь и другие требования предъявлялись.