Сергей Алексеев - Птичий путь

– Как не знаем? Юрий Никитич – внук Василия Васильевича, – с гордостью сообщила экскурсоводша, – знаменитого ленинградского акушера-гинеколога.

– Где он сейчас?

– Кто? Василий Васильевич?

– Директор.

– Юрий Никитич в командировке.

– А он разве не из графьев? – простодушно спросила смотрительница.

Экскурсоводша смутилась – должно быть, не знала – и поспешила закончить разговор:

– Ну, убедились? Тут нет никого, только изломанная мебель… Прошу на выход, я запру дверь.

Сколот в ту минуту ничего, кроме растерянности, не испытывал и все еще искал взглядом что-нибудь знакомое, узнаваемое, что невозможно поменять за прошедшие полтора года – стены, потолок, вид из окна, – но ничего конкретного не находил. Даже старинная стеклянная перегородка с морозным узором исчезла, и камин, показалось, не такой большой и величественный, каким запомнился. Впрочем, он при Стратиге особенно-то камин не разглядывал, а использовал по назначению – разжигал топливо, чтобы продемонстрировать его возможности…

В последний миг Сколот увидел за камином кованую подставку с топочным инструментом, однако разглядеть его не успел, перед глазами мелькнули только ухватистые рукоятки с вензелями. А жаль! Вот если бы там оказались совок и щипцы с расплавленными концами!.. Но экскурсоводша уже запирала тяжелую дубовую дверь на ключ.

– А вам сторож не нужен? – вдруг осенило его. – Я бы мог послужить. Бесплатно!

– У нас штат заполнен, – был строгий ответ. – Спускайтесь.

Сколот побрел по лестнице вниз.

– Может, дворник? – Он поднырнул под цепочку. – Или садовник? Лесник? Парк здесь неухожен…

– Не требуется, – прозвучало, как выстрел в затылок.

– Ты что ищешь-то? – спросила смотрительница. – Не пойму… Работу, ящерицу или отца?

– Сейчас отца!

– Что тогда на работу просишься?

– Хочу дождаться Стратига, – признался он. – Или вашего директора. Дождусь и спрошу.

– Юрий Никитич за рубежом, в Китае.

– В Китае?!

– Да, а что? Поехал делиться опытом.

– Каким… опытом?

– Музейного дела. У китайцев тоже есть забытые вещи, вышедшие из обихода. Пригласили…

– Когда вернется?

– Когда надо, тогда и вернется!

– Ну уж теперь точно дождусь! – клятвенно проговорил Сколот.

– За воротами где-нибудь. – Экскурсоводша выдавливала его с лестницы, чуть ли не толкая в спину. – И чтоб на территории музея я вас не видела.

– Ты выдала себя с головой, – Сколот добровольно шагнул за порог и резко обернулся, оказавшись с ней лицом к лицу, – когда говорила о зеркалах. Ты же в них только смотришься. И не умеешь считывать отраженную информацию. Поэтому туристы приняли это за аллегорию.

– Что вы мне тыкаете? – возмутилась она, не найдя иных аргументов.

– Хочешь, научу? – Он отступил под напором ее когтистых пальчиков. – И объясню материальную природу серебра. Или воды. Ты же упомянула о корпускулярной памяти ее жидких кристаллов. Если в реке отразились берег, чье-то лицо, их можно увидеть в каждой капле. Даже спустя много лет…

– Ничего я не хочу! – Экскурсоводша обошла его и застучала каблучками по коридору.

– Она у нас недавно, – объяснила смотрительница. – Норовистая…

– А директор и вправду уехал в Китай?

– Говорят…

– Они не сумели активизировать соларис?

– Чего?..

– Китайцам не удалось возбудить энергию топлива? А пока они не исследуют процесс горения, никогда не наладят его производства! Так что скопировать им не удастся…

– Я ничего этого не знаю! Мое дело – за вещами присматривать и за посетителями.

– Обратно когда ждете?

– Мы его все время ждем, как уехал, – схитрила смотрительница. – Он нам как отец родной. Ты ступай себе, парень. Посмотрел на забытые вещи – и ступай. А то взяли моду про всякие энергии тут плести…

– Повинуюсь року, – усмехнулся он, направляясь к двери черного хода.

У Сколота было ощущение, будто он опять попал в ловушку, еще более коварную, чем магнитный вихрь на Мауре. Если там вводила в заблуждение измененная оптика атмосферы, нарушающая ориентацию в пространстве, то здесь все было реально, открыто, доступно – иди куда хочешь, делай что хочешь, и все равно не вырвешься из замкнутого круга. Ему ничего не оставалось, как где-нибудь затаиться, залечь и ждать Стратига, который должен был проявиться, обозначиться, причем самым неожиданным образом. Вряд ли вершитель судеб меняет свое местопребывание и привычки: музей Забытых Вещей с давних пор был резиденцией Стратигов, и помнится, об этом говорила еще Дара с вишневыми глазами, что исполняла урок помощницы отца. И место на берегу Волхова выбрали не случайно, на самом оживленном Перекрестке Путей, который никому не миновать, в какую бы сторону ты ни шел – из варяг в греки или по соляной тропе, с востока на запад. В связи с этим у Сколота была тайная надежда на случайную встречу с кем-то из знакомых странников или вовсе близких ему, например Авег, которые носили соль в исток реки Ура. За одиннадцать лет учебы эти вечно странствующие старцы стали родными, и каждый из них мог бы поручиться за него и сказать веское слово Стратигу, который и сам вкушал соль из их рук.

И еще оставалась призрачная надежда – вдруг здесь опять появится Белая Ящерица?..

Весь остаток дня он бродил по парку, приглядывая себе место для засады где-нибудь поблизости от здания музея, чтобы держать под наблюдением вход. Парадная двустворчатая дверь от реки не открывалась, пожалуй, те же полвека, судя по закрашенным гайкам, была завинчена на болты, в щелях гранитных плит ступеней красного крыльца росла трава, а на подъездных дорожках, по коим некогда катались барские коляски, цвели неухоженные клумбы. И вообще весь парадный фасад, обращенный к реке, был забыт, запущен, возможно умышленно, дабы подчеркнуть символическое предназначение музея: взглянуть на забытые вещи можно было, проникнув через черный ход…

Он и здесь помнил правило – хорошо что-либо спрятать можно, только выставив на глаза, и после тщательного осмотра облюбовал глубокую застреху в левой части портала, глухое пространство под каменным козырьком, над которым возвышалась обсиженная голубями скульптура. Полуобнаженный атлет в одной руке держал рукоятку меча, а другой поддерживал картуш, где когда-то был изображен родовой дворянский герб, ныне разбитый и закрашенный до неузнаваемости. Видимо, справа стоял такой же, симметричный воин, но от него остались лишь ноги с напряженными икроножными мышцами. Конечно, черного хода в музей отсюда не увидеть, зато, если освободить от птичьего помета плечи уцелевшего атлета и встать на них, можно спокойно заглянуть в окно третьего этажа, по расчетам – в каминный зал, где теперь стояла мебель, требующая реставрации…