Мария Гинзбург - Герой должен умереть

Мэарит взяла из коробки колобок, надкусила и не торопясь прожевала. Инедирт расценил это как браваду, но это было кое-чем совсем другим. Мэарит тянула время.

– Послушай, Инедирт, – сказала она наконец, проглотив лакомство. – Ты мудрый. Сильный. С во-от таким вагоном и маленькой тележкой жизненного опыта. Терпеливый и терпимый.

– То, что ты даже в мыслях боишься себя со мной сравнивать, я помню, – перебил ее Инедирт.

Но Мэарит жестом попросила дать ей возможность продолжить:

– Обаятельный. Нежный. С потрясающим чувством юмора. Ты его идейно вдохновляешь. Уже трижды ты спасал ему жизнь.

Губы ее задрожали, но Мэарит нашла в себе силы закончить:

– А я… – и резким движением опустошила стакан.

Инедирт опустил глаза.

– Да, но именно ради тебя, такой, какая ты есть, Вэдан бросил меня два года назад.

«Да не из-за меня это вовсе. А потому, что ты изменил ему», хотела выкрикнуть Мэарит, но осеклась. Инедирт прикрыл глаза ладонью. Мэарит слезла со стремянки, подошла к нему, и, склонившись, обняла.

– Прости… я иногда слишком громко думаю. Я поняла, что ты хотел сказать. Что я тоже кое-чего стою, – сказала она.

Инедирт отнял руку от лица.

На нее смотрели глаза дракона, золотисто-алые, как на ее картине. Только с той разницей, что эти глаза были не нарисованные, а настоящие и живые.

– Так в чем причина твоего отказа?

Мэарит забралась обратно на стремянку.

– Мне двадцать два года. Я, конечно, не Танрэк… но не нужно быть профессиональным психологом, чтобы понять кое-что. Вэдан никогда в этом не признается. Я даже не знаю, осознает ли он сам это или нет. Но чудовищный комплекс вины за смерть отца душил его всю жизнь. Ведь он думал, что Аэйно Дарэнг оказался в Священной Роще потому, что Вэдан отказался жениться на внучке Лиарега. Хотя отчим очень хорошо к нему относился, был в жизни нашего возлюбленного и страшный год, пока Мэйна, будучи беременна последним ребенком Аэйно, была уже вдовой…

Я никак не могла понять, почему же Вэдан так прикипел к тебе сердцем, пока не увидела тебя тогда, у бассейна. Я, как ты сам понимаешь, не была знакома с Аэйно Дарэнгом. Но семейные снимки видела. Дело даже не в портретном сходстве, хотя оно и неудивительно – вы же оба с Островов. Вы воспитывались там, вы оба мыслите иначе, чем большинство людей. Но ход мыслей вас двоих неуловимо похож. Теперь мы все знаем, что Аэйно был единственным из всех обреченных за всю эту позорную историю, который пытался бороться со своим убийцей. Он понимал, что сломать систему не в его силах. А ты, Инедирт – ты смог дать силы тому, кто взорвал уже всю систему.

Вэдан никогда не оставит тебя…

Мэарит замолчала, чтобы перевести дух, и протянула Инедирту свой пустой стакан.

Она не хотела упоминать об эпизоде, который окончательно повлиял на ее решение, но Баруг понял, о чем она думает.

На процессе один из судей поднял вопрос о статуте кровной мести Дарэнга в отношении Баруга. Он предлагал осуществить право Дарэнга опосредованно, руками государства. Такое допускалось, но требовалось согласие обладателя статута. Судью можно было понять.

Если бы Дарэнг начал осуществлять свое право самостоятельно, а Баруг, соответственно, защищаться, то они вдвоем спалили бы те жалкие остатки Цачеса, что уцелели во время Трехдневной Гражданской войны, как ее уже стали называть. Вэдан мог и отказаться от статута, если бы захотел. Надо было только произнести публичную формулу.

Но Дарэнг не сделал ни того, ни другого.

Он очень спокойно отказался и передать свое право государству, и отказаться от него вообще. Это был шаг неоднозначный, но в итоге он привлек на сторону Вэдана больше союзников, чем создал недоброжелателей. Перекладывать свое право на государство означало, по большому счету, струсить. Сареасы никогда бы не пошли за лидером, в личной смелости которого сомневались бы. Отказаться от статута было бы гуманно и миролюбиво, но ни то, ни другое качество опять же не входило в десятку самых уважаемых у сареасов.

Инедирт открыл бутылку, прибывшую по пневомопочте, наполнил стакан Мэарит и вернул обратно. Это вино оказалось несколько иным на вкус, менее игристым и более терпким, даже горьковатым. Промочив горло несколькими жадными глотками, Мэарит продолжала:

– А теперь мы возвращаемся к вопросу, который более важен для меня. Вэдан столько сделал для меня, что теперь я чувствую ему обязанной, и это меня тяготит. Я понимаю, почему ты хочешь, чтобы Вэдан женился.

Инедирт взглянул на нее в упор, но Мэарит продолжала, даже не запнувшись. Он понял, что она давно ждала этого разговора и подготовилась к нему.

– Сначала я думала, что вы хотите прикрыться мной, чтобы люди перестали перемывать вам кости.

– Нет, – сказал Инедирт.

– Теперь, когда я немножко лучше знаю тебя, я думаю иначе, – кивнула Мэарит. – Ты хочешь, чтобы Вэдан женился, потому что действительно любишь его. С тобой он не будет счастлив, а на общественное мнение тебе наплевать, – Инедирт усмехнулся, но не произнес ни слова. – А если ты захочешь, Вэдан женится даже на Кэйне Лиарег. Тем более что муж ее куда-то исчез.

Мэарит замолчала. Баруг подождал немного, убедился, что она высказалась.

– Да, умна ты, конечно, не по годам, – произнес он. – Я повторю узловые моменты твоего выступления, чтобы быть уверенным, что правильно понял тебя. Ты думаешь, что Вэдан находится полностью под моей властью. Ты думаешь, точнее, сомневаешься, что именно он и действительно хочет жениться именно на тебе.

– Не то что бы под твоей властью, – сказала Мэарит. – Мы, все трое, в какой-то мере подвластны друг другу. Вэдан подчиняется неким фантомам в своей голове, понимаешь? А я вот, исходя из собственных фантомов, начинаю уже задумываться, а не оставить ли мне вас обоих играть в ваши игры. И не выйти ли замуж за какого-нибудь простого парня из второго города Цачеса. Я ведь лерка, Инедирт. Здесь ко мне всегда будут относиться как к выскочке.

Баруг задумчиво доел салат.

– Я в таких сложных конструкциях не разбираюсь, – сказал он. – Расскажу я тебе лучше одну старую сказку. Мне их в последнее время много пришлось вспомнить…

Мэарит чуть заметно скривилась, но почла за лучшее выслушать.

– В водах Северо-Западного теплого течения, – начал Инедирт. – С незапамятных времен жили две стаи шалков, серые и черные.

Он произнес слово « шалк » так, что в нем слышался грохот прибоя, крики чаек и скрип гальки под ногами. В языке островитян присутствовал звук «л», но в слове « шалк » сареасы заменяли им сложный, клокочущий звук, который в их языке не встречался. Больше всего этот звук напоминал те скрипяще-цокающие звуки, которыми разговаривают между собой дельфины.