Стивен Кинг - Под Куполом

Так и вышло. Она проскользнула в больницу, бледный и хромающий призрак.

Терстон Маршалл устал — скорее, вымотался, — но уже долгие годы не чувствовал себя таким счастливым. Конечно, это тянуло на извращение: он — штатный профессор, публикуемый поэт, редактор престижного литературного журнала. И постель с ним делила роскошная женщина, умная и уверенная, что лучше его никого нет. Если раздача таблеток, нанесение мази, опорожнение уток (не говоря уже о вытирании грязной задницы ребенка Буши часом раньше) делали его счастливее, чем все вышеуказанные достижения, то выходило, что он извращенец, но такие уж у него возникали ощущения. Больничные коридоры с их запахами дезинфицирующих средств и полироля для пола перенесли его в давно ушедшую молодость. Нахлынули яркие воспоминания — резкий аромат масла пачулей в квартире Дэвида Перны [136] Дэвид Перна (1935–2004) — американский киноактер. и бандана с узором «пейсли», или «турецкий огурец», которую Терс надевал на мемориальную службу при свечах за упокой души Бобби Кеннеди. Он ходил по палатам, тихонько напевая «Большеногую женщину». [137] «Большеногая женщина» — песня американского певца, гитариста и автора песен Ленни Джонсона (1899–1970).

Терстон заглянул в комнату отдыха и увидел, что медсестра с разбитым носом и симпатичная юная помощница медсестры Гарриет спят на койках, которые затащили туда. Диван пустовал, и скоро ему следовало поспать несколько часов здесь или вернуться в дом на Хайленд-авеню, в котором они временно поселились. Он склонялся к тому, чтобы остаться здесь.

Странное развитие событий.

Странный мир.

Но сначала следовало еще раз проверить своих пациентов, как он уже их воспринимал. Много времени на это уйти не могло. Большинство палат пустовали. Билл Оллнат, который не мог заснуть до девяти из-за травмы, полученной у «Мира еды», теперь крепко спал и похрапывал, лежа на боку, чтобы подушка не давила на рану на затылке.

Ванда Крамли находилась через две палаты от него. Кардиомонитор пикал, и давление выровнялось, но она дышала кислородом, и Терс опасался, что выкарабкаться ей не удастся. Слишком большой вес, слишком много сигарет. Ее муж и младшая дочь сидели рядом. Терс показал Уэнделлу два пальца, разведенные в букву «V» — знак победы теперь, знак мира в годы его молодости, — и Уэнделл, улыбнувшись, ответил тем же.

Тенси Фримен, поправляющаяся после удаления аппендикса, читала журнал.

— Почему включили пожарную сирену? — спросила она.

— Не знаю, милая. Как живот?

— Побаливает, — деловито ответила она. — Иногда сильно. Я смогу завтра уйти домой?

— Это решать доктору Расти, но мой хрустальный шар говорит, что да. — И от того, как она просияла, Терсу, и он не мог сказать почему, захотелось плакать.

— Мать малыша вернулась, — добавила Тенси. — Я видела, как она проходила по коридору.

— Хорошо, — кивнул Терс, хотя малыш никаких проблем не создавал. Раз или два заплакал, по большей части спал, ел или лежал в кроватке, безучастно глядя в потолок. Звали его Уолтер (Терсу и в голову не пришло, что «Литл», написанное на дверной карточке, его первое имя). Тем более что про себя Терстон Маршалл называл его «торазиновый [138] Торазин — нейролептик. Использовался для усиления наркоза и лечения шизофрении. Из-за множества побочных эффектов больше не применяется. ребенок».

Теперь он открыл дверь палаты 23, с приклеенной скотчем желтой табличкой «ЗДЕСЬ РЕБЕНОК», и увидел, что молодая женщина — жертва изнасилования, уже шепнула ему Джина — сидит на стуле у кровати. Ребенок лежит у нее на коленях, и она кормит его из бутылочки.

— Вы в порядке… — Терс глянул на дверную табличку, — миссис Буши?

Фамилию ее он произнес как «Бушес», но Сэмми не стала его поправлять или говорить, что парни прозвали ее Буша-Туша.

— Да, доктор.

И Терс не стал ее поправлять. Необъяснимой радости — той, что приходит со скрытыми в ней слезами — только прибавилось. И когда он подумал о том, что мог не прийти в больницу… если бы Каро активно не поддержала его… и лишиться всего этого…

— Доктор Расти будет рад вашему возвращению. А Уолтер уже рад. Вам нужно что-нибудь обезболивающее?

— Нет. — И она говорила правду. Боль из интимного места не уходила, но как-то очень уж отдалилась. Сэмми казалось, что она летает над собой, привязанная к земле тончайшей нитью.

— Хорошо. Это значит, что вы поправляетесь.

— Да, скоро все пройдет.

— После того как вы закончите его кормить, почему бы вам не прилечь? Доктор Расти осмотрит вас утром.

— Хорошо.

— Спокойной ночи, миссис Бушес.

— Спокойной ночи, доктор.

Терс мягко закрыл дверь и двинулся дальше. В конце коридора находилась палата Джорджии Ру. Он решил заглянуть в нее и на том закончить.

Она не спала, лежала, уставившись в потолок. В отличие от молодого человека, который пришел ее навестить. Тот сидел в углу, на единственном в палате стуле, и похрапывал. На коленях лежал спортивный журнал, длинные ноги он вытянул перед собой.

Джорджия рукой подозвала Терса, а когда тот наклонился над кроватью, что-то прошептала. Из-за тихого голоса и практически полного отсутствия зубов он разобрал только одно или два слова. Наклонился ниже.

— Не футите ефо. — Терсу этот голос напомнил Гомера Симпсона. — Он единфтенный, кто пишел меня навефтить.

Терс кивнул. Конечно, в столь поздний час находиться в палатах посетителям не полагалось, а учитывая синюю форму и оружие, молодому человеку, возможно, объявят взыскание за то, что он не на пожаре, но… кому от этого хуже? Один лишний пожарный погоды не сделает, а если парня не смогла разбудить пожарная сирена, то пользы от него будет немного. Терс прижал палец к губам и прошептал: «Ш-ш-ш», — показывая молодой женщине, что он с ней заодно. Она попыталась улыбнуться, но лишь скривилась от боли.

Терстон не стал предлагать ей болеутоляющее, прочитав на ее карте, которая висела на изножье кровати, что до двух утра она уже на максимальной дозе. Вместо этого вышел, тихонько закрыл за собой дверь и пошел по спящему коридору. Не заметил, что дверь с приклеенной скотчем желтой табличкой «ЗДЕСЬ РЕБЕНОК» чуть приоткрыта. Диван в комнате отдыха манил к себе, но он решил вернуться в дом на Хайленд-авеню, чтобы проведать детей.

Сэмми сидела у кровати с Литл Уолтером на коленях, пока новый доктор не ушел. Потом поцеловала сына в обе щечки и губы.

— Будь хорошим мальчиком. Мама увидит тебя на Небесах, если ее туда пустят. Я думаю, пустят. В аду я уже побывала.

Она положила малыша в кроватку, затем открыла дверцу тумбочки. Пистолет лежал на верхней полке: Сэмми не хотела, чтобы рукоятка упиралась в малыша, когда она держала его на руках и кормила в последний раз. Теперь Сэмми достала пистолет.