Стивен Кинг - Под Куполом

— «Для малышки лодка — серебристая луна, плывет она в небе, плывет в море сна, а мимо плывут облака… плыви, малыш, плыви… вдаль через море плыви…».

Потом замолчал. Остальное вспомнить не мог. Приподнял голову Младшего и встал. Сердце затрепыхалось, и Большой Джим задержал дыхание… но тут же успокоилось. Он решил, что скоро ему придется сделать еще одну инъекцию верапа-как-его-там, почерпнув препарат из фармацевтических запасов Энди, но пока хватало и других дел.

Он оставил Младшего на койке и медленно поднялся по ступеням, держась за поручень. Картер ждал в дежурной части. Тела увезли. Настеленные на пол газеты впитывали кровь Микки Уэрдлоу.

— Пойдем в муниципалитет, пока сюда не набежали копы, — сказал он Картеру. — День встреч официально начинается… — Ренни посмотрел на часы, — примерно через двенадцать часов. До этого нам нужно много чего сделать.

— Я знаю.

— И не забудь моего сына. Я хочу, чтобы Боуи постарались. Качественная подготовка тела, красивый гроб. Скажи Стюарту: если увижу Младшего в одном из дешевых гробов, которые он держит в сарае, я его убью.

Картер сделал запись в блокноте:

— Я об этом позабочусь.

— И скажи Стюарту, что очень скоро я с ним поговорю. — Несколько полицейских вошли в участок. Выглядели они подавленными, даже чуть испуганными, очень юные и совсем зеленые. Большой Джим поднялся со стула, на котором сидел, восстанавливая дыхание. — Пора идти.

— Я готов, — ответил Картер, но не сдвинулся с места.

Большой Джим огляделся.

— Хочешь что-то сказать, сынок?

Сынок. Нравилось Картеру это слово. Его отец погиб пятью годами раньше, когда врезался на пикапе в один из мостов-близнецов в Лидсе, о чем Картер совсем не сожалел. Отец поколачивал жену и обоих сыновей (брат Картера теперь служил во флоте), но это Картера особо не огорчало: его мать пила кофейное бренди, чтобы притупить отрицательные эмоции, и Картер всегда мог сделать глоток-другой. Нет, отца он ненавидел за вечное нытье и глупость. Люди полагали, что Картер тоже глуп — черт, даже Младший так думал, — но они ошибались. Мистер Ренни это понял, и мистер Ренни никак не тянул на нытика.

И Картеру вдруг стало ясно, что теперь он определился с планами на будущее.

— У меня кое-что есть. Возможно, вам понадобится.

— И что же?

Большой Джим подождал, пока тот сходит в раздевалку. Картер открыл свой шкафчик, достал из него конверт с надписью «ВЕЙДЕР», вернулся в дежурную часть и протянул конверт Большому Джиму. На бумаге пламенел кровяной оттиск чьей-то подошвы.

Ренни откинул клапан.

— Джим! — раздался голос Питера Рэндолфа. Он вошел незамеченным и теперь, уставший и потерянный, стоял около перевернутого стола, за которым последней сидела Стейси Моггин. — Думаю, мы более-менее успокоили город, но я не могу найти нескольких новых полицейских. Наверно, они бросили службу.

— Этого следовало ожидать. Но бросили временно. Они вернутся, как только порядок полностью восстановится, и они осознают, что Дейл Барбара в любой момент может привести в город банду жаждущих крови людоедов, чтобы сожрать их живьем.

— Но с этим чертовым Днем встреч…

— Практически все в этом городе завтра будут вести себя как шелковые, и я уверен, что у нас хватит сил, чтобы разобраться с теми, кто не будет.

— А что нам делать с пресс…

— Ты видишь, что я немного занят? Ты это видишь, Пит? Господи! Приходи через полчаса в зал заседаний муниципалитета, и мы обсудим все, что ты хочешь. Но сейчас, будь так любезен, оставь меня в покое.

— Конечно. Извини. — Пит попятился, в движениях и голосе ощущалась обида.

— Стой! — вдруг задержал его Ренни.

Рэндолф остановился.

— Ты не выразил мне соболезнований в связи с утратой сына.

— Я… я очень сожалею.

Большой Джим смерил Рэндолфа взглядом:

— Действительно, сожалеешь. — После ухода чифа Ренни вытащил бумаги из конверта, быстро проглядел их, засунул обратно. С искренним любопытством посмотрел на Картера: — Почему ты не отдал их мне сразу? Собирался подержать у себя?

Теперь, отдав конверт, Картер понимал, что говорить может только правду.

— Да. Какое-то время. На всякий случай.

— Какой случай?

Картер пожал плечами.

Большой Джим развивать тему не стал. Сам привык собирать компрометирующие материалы на тех, кто мог доставить ему неприятности, так что понимал логику действий Картера. Но куда больше интересовал его ответ на другой вопрос:

— Почему ты передумал?

И вновь Картер решил сказать правду:

— Потому что я хочу быть вашим человеком, босс.

Большой Джим приподнял кустистые брови.

— Больше, чем он? — Ренни мотнул головой в сторону двери, через которую только что вышел Рэндолф.

— Он? Он — пустое место.

— Да, — Большой Джим положил руку на плечо Картера, — это точно. Пошли. Как только доберемся до муниципалитета, сожжем бумаги в дровяной печи. Займемся этим первым делом.

Они действительно были высокие . И ужасные. Барби увидел их, как только сошло на нет действие разряда, который поднимался по рукам. Конечно же, возникло желание оторваться от коробочки, но он его подавил, коробочку не отпустил и теперь смотрел на существ, которые держали их взаперти. Держали и мучили ради удовольствия, если исходить из предположения Расти.

Их лица — если он видел лица — сплошь состояли из углов, но углов мягких, которые к тому же постоянно менялись, словно существа не имели постоянной формы. Он не мог сказать, сколько их и где они находятся. Сначала подумал, что их четверо, потом — восемь, наконец — только двое. Они вызывали очень уж сильное отвращение, возможно, потому, что были настолько инородными, что он не мог их воспринимать. Отдел его мозга, обрабатывающий информационный поток, идущий от органов чувств, не мог расшифровать сигналы, которые посылали глаза.

Мои глаза не могут их видеть, вживую — нет, даже с помощью телескопа. Эти существа находятся сейчас в какой-то далекой, далекой галактике.

Но не мог он знать этого наверняка — логика подсказывала, что владельцы коробочки могут иметь базу подо льдами Южного полюса или вращаться вокруг Луны на своем звездолете «Энтерпрайз», — но знал. Они находились дома… каким бы ни был их дом. Они наблюдали. И они наслаждались.

Не могли не наслаждаться, потому что эти сукины дети смеялись.

В памяти всплыл спортивный зал в Фаллудже. Стояла жара, никаких кондиционеров, только лопасти вентиляторов под потолком лениво рассекали вязкий, пропахший потом воздух. Они отпустили уже всех приведенных на допрос, за исключением двух абдулов, которых угораздило попасться на глаза военным на следующий день после того, как два самодельных взрывных устройства унесли жизни шестерых американцев, а снайпер убил еще одного, парня из Кентукки, всеобщего любимца Кастейрса. Поэтому они принялись гонять абдулов по спортивному залу, срывая с них одежду, и Барби хотелось бы сказать, что он вышел за дверь, но он не вышел. Хотелось бы сказать, что он в этом не участвовал, но он участвовал. Их всех охватила какая-то лихорадка. Он помнил, как плотно приложился к костлявому, измазанному дерьмом заду одного абдула, и на нем появилась красная отметина от армейского ботинка — к тому времени абдулов уже раздели догола. Барби помнил, как Эмерсон с силой ударил другого по болтающимся яйцам, приговаривая: Это тебе за Кастейрса, гребаный песочный ниггер. Кто-то в скором времени даст матери этого абдула флаг, когда она будет сидеть на складном стульчике у его могилы, древняя как мир история. А в тот момент, когда Барби вдруг вспомнил, что именно он здесь командир, сержант Хэкермейер уже подтащил этого парня к стене — из одежды на пленнике оставался только развязавшийся головной платок, куфия — и приставил пистолет к его голове. Возникла пауза, но никто ее не заполнил словом «нет» или фразой «не делай этого». Поэтому сержант Хэкермейер нажал на спусковой крючок, и кровь выплеснулась на стену, как выплескивалась на стены уже три тысячи лет или даже больше. На том для абдула все закончилось, аля-улю, не забудь писать мне в свободное время, когда не будешь ломать целки всем этим девственницам.