Стивен Кинг - Под Куполом

В ту ночь дверь в комнату девочек он оставил нараспашку, несмотря на недавно открытую ими «женскую секретность».

Когда Большой Джим пришел домой, Лестер Коггинс сидел на крыльце. Читал Библию в свете фонаря. Набожность священника Большого Джима не порадовала, только ухудшила и без того отвратительное настроение.

— Да благословит тебя Бог, Джим. — Коггинс поднялся. Когда Большой Джим протянул руку, Коггинс тут же схватил ее и принялся яростно трясти.

— И тебя тоже.

Коггинс последний раз тряхнул руку и отпустил.

— Джим, я здесь, потому что мне открылось. Я просил о знаке прошлой ночью — да, потому что я в тревоге, — и этим днем мне открылось. Бог говорил со мной, как через Святое Писание, так и через этого мальчика.

— Динсморов?

Коггинс поцеловал сцепленные руки, громко чмокнув, и вскинул их к небу.

— Именно. Рори Динсмора. Да пребудет он с Богом всю вечность.

— В эту самую минуту он обедает с Иисусом, — автоматически выдал Большой Джим. Он направил на преподобного луч фонаря, и то, что видел, совершенно ему не нравилось. Хотя температура ночного воздуха быстро снижалась, кожа Коггинса блестела от пота. Глаза широко раскрылись, показывая очень уж большую часть белков. Волосы торчали во все стороны. Короче, выглядел он как человек, балансирующий на грани безумия, и для того, чтобы переступить эту грань, оставалось совсем ничего.

Это нехорошо , подумал Большой Джим.

— Да, — кивнул Коггинс. — Я уверен. Ест на пиру… заключенный в божественные объятия.

Ренни подумал, что это сложно — совмещать первое и второе, но промолчал.

— И однако, он умер ради важного, Джим. Об этом я и пришел тебе сказать.

— Скажешь мне в доме, — ответил Большой Джим и добавил, прежде чем священник успел открыть рот: — Не видел моего сына?

— Младшего? Нет.

— Как давно ты здесь сидишь? — Большой Джим включил свет в прихожей, благословив генератор за то, что он есть.

— Час. Может, чуть меньше. Сидел на крыльце… читал… молился… медитировал.

Ренни задался вопросом, видел ли его кто-нибудь, но спрашивать не стал. Коггинс уже был не в себе, и вопрос мог еще больше вывести его из душевного равновесия.

— Пойдем в мой кабинет. — И Большой Джим двинулся первым, наклонив голову, большими, неторопливыми шагами. Со стороны чуть напоминал медведя в человеческой одежде, старого и медлительного, но по-прежнему опасного.

Помимо картины, изображающей Нагорную проповедь, за которой находился сейф, стены кабинета Большого Джима украшало множество дипломов и грамот, восхваляющих его беззаветную службу городу, и фотографии. На одной Большой Джим пожимал руку Саре Пэйлин, на другой обменивался рукопожатием с Большим Номером Три, Дейлом Эрнхардтом, [79] Дейл Эрнхардт (1951–2001) — знаменитый американский автогонщик, погибший в аварии на автомобиле под номером 3. когда тот собирал деньги для какого-то детского благотворительного фонда в рамках ежегодной гонки серии «Крэш-а-Рама» на автодроме «Оксфорд плейнс». Еще на одной фотографии Большой Джим пожимал руку Тайгеру Вудсу, вроде бы очень милому негру.

На столе нашлось место только одной памятной вещи — позолоченному бейсбольному мячу на подставке-люльке из плексигласа. На ней текст: «Джиму Ренни, с благодарностью за помощь в проведении в Западном Мэне благотворительного чемпионата по софтболу в 2007 году!» За подписью Билла Ли [80] Билл Ли (р. 1946) — известный американский бейсболист. по прозвищу Инопланетянин.

Сев за стол на стул с высокой спинкой, Большой Джим взял из люльки бейсбольный мяч и принялся перекидывать из руки в руку. Приятное занятие, если ты немного расстроен: мяч тяжелый, плотный, позолоченные швы упруго вдавливались в ладони. Большой Джим иногда задумывался; а не приобрести ли ему бейсбольный мяч из чистого золота? Решил заняться этим вопросом вплотную, когда закончится заваруха с Куполом.

Коггинс устроился по другую сторону стола, на стуле клиента. На стуле просителя. Как и хотелось Большому Джиму. Глаза преподобного смещались из стороны в сторону, словно у зрителя теннисного матча. А может, бейсбольный мяч играл роль шарика гипнотизера.

— Так что у тебя такое, Лестер? Введи меня в курс дела. Только, пожалуйста, покороче. Мне нужно хоть немного поспать. Завтра полно дел.

— Сначала ты помолишься со мной, Джим?

Большой Джим улыбнулся. Яростно, но не так холодно, как мог бы. Пока не так холодно.

— Почему бы сначала тебе не ввести меня в курс дела? Я хочу знать, о чем молюсь, прежде чем преклонять колени.

Покороче у Лестера не получилось, но Большой Джим этого и не заметил. Слушал с нарастающим страхом, грозящим перерасти в ужас. Речь преподобного перемежалась и расцвечивалась цитатами из Библии, но суть Большой Джим уловил: преподобный пришел к выводу, что их маленькое дельце совсем неугодно Богу, поскольку Он в наказание накрыл весь город большим стеклянным колпаком. Лестер спрашивал у Бога совета, как ему поступить, бичевал себя при этом (бичевание могло быть метафорическим — Большой Джим очень на это надеялся), и Бог указал ему в Библии какой-то стих о сумасшествии, слепоте, каре и т. д., и т. п.

— Бог сказал, что даст мне знак, и…

— Даст? — Большой Джим свел вместе кустистые брови.

Лестер проигнорировал его и продолжил. Он потел, как больной малярией, и не сводил глаз с перелетающего из руки в руку золоченого мяча. Из одной руки в другую… и обратно.

— То же произошло, когда я был подростком и кончал в кровати.

— Лес, знаешь, очень уж много информации, — продолжая поигрывать мячом.

— Бог сказал, что покажет мне слепоту, но не мою слепоту. И этим днем, на поле, Он показал! Так?

— Я думаю, это всего лишь одно толкование…

— Нет! — Коггинс вскочил. Принялся кружить по ковру. С Библией в руке. Другой дергал себя за волосы. — Бог сказал, что я, когда увижу этот знак, должен рассказать моей пастве о том, чем ты занимался.

— Только я? — спросил Большой Джим задумчивым голосом. Теперь мяч перелетал из руки в руку чуть быстрее. Шмяк. Шмяк. Шмяк . Ударяясь о ладони, мясистые, но все еще жесткие.

— Нет! — Слово это стоном вырвалось из груди Лестера. Он кружил по комнате быстрее, больше не глядя на мяч. Размахивал Библией в той руке, которая не старалась вырвать волосы. То же самое он иногда проделывал и на кафедре, если входил в раж. В церкви такое казалось нормальным, а здесь просто выводило Ренни из себя. — И мы с тобой, и Роджер Кильян, и братья Боуи. — Тут он понизил голос. — И еще этот. Шеф. Я думаю, этот человек безумен. Если и был в здравом уме прошлой весной, когда пришел к нам, то теперь точно безумен.

И вы только посмотрите, кто это говорит , мысленно возмутился Большой Джим.