Филип Дик - Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы [litres]

Бонни сказала:

— А вот и Джек Триз.

С хребта спускалась собака-мутант, претендующая на умение говорить, а вслед за ней шел человек с осунувшимся лицом, сутулый, с круглыми, наклоненными вперед плечами. На нем был потрепанный плащ, городской пиджак и грязные серо-голубые брюки. Никоим образом он не походил на фермера. Он выглядит, думал мистер Барнс, как пожилой клерк страховой компании, проблуждавший в лесу месяц или около того. Заросший черной щетиной подбородок неприятно контрастировал с неестественно белой кожей. Мистер Барнс немедленно ощутил неприязнь к мистеру Тризу. Но только ли внешность была тому причиной? Боже мой, сколько он перевидал искалеченных, обожженных, раненых и умирающих людей и животных за последние годы… нет, его реакция на мистера Триза основывалась, пожалуй, на свойственной тому неуклюжей походке. Так мог идти только больной человек, и не просто больной, а, как говорится, дышащий на ладан.

— Привет, — сказала Бонни, поднявшись на ноги.

Собака подпрыгнула, ведя себя сейчас более по-собачьи.

— Я — Барнс, новый школьный учитель, — сказал Барнс, тоже поднимаясь и протягивая руку.

— Я — Триз, — сказал больной человек, также протягивая руку.

Пожимая ее, Барнс ощутил, что она неожиданно влажная. Было трудно, если не невозможно, удержать такую руку — и он сразу же выпустил ее.

Бонни сказала:

— Джек, мистер Барнс — авторитет по части подрезания хвостов у овец, когда они становятся взрослыми и возрастает опасность столбняка.

— Понимаю, — кивнул Триз. Но казалось, он кивал автоматически, не сознавая, в чем дело. Наклонившись, он похлопал собаку по спине и сказал, будто обучая ее: — Барнс.

Собака простонала:

— Брн-н-э.

Она тявкнула, выжидательно глядя на хозяина.

— Правильно, — сказал мистер Триз, улыбаясь и демонстрируя полное отсутствие зубов, голые десны.

Даже хуже, чем у меня, подумал Барнс. Должно быть, этот человек находился внизу, около Сан-Франциско, когда упала большая бомба. Или, как в моем случае, все дело в недостаточном питании. Как бы то ни было, он старался не смотреть на мистера Триза и отошел, засунув руки в карманы.

— У вас много земли, — сказал он через плечо, — в какой юридической конторе вы оформляли право на нее? В округе Марин?

— Я ничего не оформлял, — сказал мистер Триз, — я просто использую ее. Совет граждан Вест-Марина разрешает мне это благодаря любезности Бонни.

— Симпатичная собака, — сказал Барнс, повернувшись, — она действительно может говорить, она четко произнесла мое имя.

— Скажи «добрый день» мистеру Барнсу, — приказал мистер Триз.

Собака застонала, затем проскрипела:

— Дбр-р-р д-н-н м-р-р брн-н-э…

Она снова засопела, наблюдая за Барнсом. Тот вздохнул про себя, а вслух сказал собаке:

— Просто великолепно.

Та взвизгнула от радости и запрыгала вокруг него.

От этого мистер Барнс почувствовал к ней некоторую симпатию. Действительно, замечательный шаг вперед. Однако собака отпугивала его, так же как и сам мистер Триз. У них обоих имелось какое-то особенное, неестественное свойство, как будто жизнь в лесу, в изоляции, отрезала их от нормального мира. Они не одичали, не скатились к чему-нибудь, напоминающему варварство. Они были всего лишь очевидно неестественны. Они просто не нравились ему.

Но Бонни ему нравилась, и ему было интересно: какого черта она связалась с таким уродом, как Триз. Неужели то, что он владел таким количеством овец, придавало ему вес в маленькой коммуне? Или здесь было нечто большее, что-то, могущее объяснить попытку бывшего — ныне мертвого — учителя убить мистера Триза?

Любопытство Барнса росло. Возможно, это был тот же самый инстинкт, который появлялся, когда он находил новый вид грибов и чувствовал настоятельную потребность определить, узнать точно, к какому виду они принадлежат. Не очень лестно для мистера Триза, ехидно подумал Барнс, сравнение с каким-то грибом. Но это была чистая правда, именно такое чувство он испытывал к ним обоим — к хозяину и его странной собаке.

Мистер Триз спросил у Бонни:

— Ваша малышка не с вами сегодня?

— Нет, — ответила Бонни, — она немножко нездорова.

— Что-нибудь серьезное? — хрипло спросил мистер Триз. Он выглядел озабоченным.

— Боль в животе. Сколько я помню, Эди время от времени жалуется на нее… Боль нарастает и усиливается. Возможно, это аппендицит, но операция в наши дни слишком опасна… — Бонни замолкла на полуслове, затем повернулась к Барнсу: — Моя маленькая дочка, вы еще не видели ее… она любит эту собаку, Терри. Они добрые друзья и болтают целыми часами, когда мы здесь.

Мистер Триз сказал:

— Она и ее брат.

— Послушайте, — сказала Бонни, — мне это осточертело. Я просто заболеваю. Я уже приказала Эди прекратить свои выдумки. Потому-то я и рада, когда она приходит сюда и играет с Терри. У девочки должны быть настоящие товарищи по играм, иначе она станет интравертом, живущим в мире иллюзий. Вы ведь учитель, мистер Барнс, согласитесь, что ребенок должен опираться на реальность, а не на фантазию…

— В наши дни, — задумчиво сказал Барнс, — я могу понять ребенка, ушедшего в мир фантазий… трудно винить его за это. Возможно, нам всем следовало бы так поступить…

Он улыбнулся, но ни Бонни, ни мистер Триз не ответили на улыбку.

Бруно Блутгельд ни на мгновение не отводил взгляда от нового учителя — если этот невысокий молодой человек, одетый в брюки защитного цвета и рабочую рубашку, действительно был учителем, как сказала Бонни.

Он пришел за мной? — спросил себя Блутгельд. Как предыдущий?.. Думаю, да. И Бонни привела его сюда… значит, даже она на их стороне? Против меня?

Не верю, подумал он. После всех этих лет. Ведь именно Бонни разоблачила настоящую цель прихода мистера Остуриаса в Вест-Марин. Бонни спасла Блутгельда, и он был благодарен ей. Если бы не она, его сейчас не было бы в живых, и он никогда не забывал этого. Так что, может быть, мистер Барнс действительно был тем, кем он назвался, и волноваться не о чем. Блутгельд вздохнул немного свободнее. Он успокоился и уже предвкушал, как покажет Барнсу новорожденных суффолкских ягнят.

Но рано или поздно, сказал он себе, кто-нибудь выследит меня и убьет. Вопрос только во времени. Они все ненавидят меня и никогда не оставят в покое. Мир все еще разыскивает человека, ответственного за то, что случилось, и я не могу винить их. Они имеют на это право. Все-таки именно я несу на своих плечах груз ответственности за смерть миллионов, потерю трех четвертей населения земного шара — и они, и я помним об этом. Только Бог имеет власть простить и забыть такое чудовищное преступление против человечества.

Он думал: не я причина смерти мистера Остуриаса. Я позволил бы ему уничтожить меня. Но Бонни и другие… они так решили. Они — потому что я не могу больше принимать решения. Бог не дозволяет мне этого. Сейчас мое дело — жить здесь, пасти моих овец и ждать того, кто придет, человека, назначенного, чтобы произвести последний суд. Мстителя от лица мира.