Андрей Щупов - Поезд Ноя

Солдатик усмехнулся.

— За придурка держите, мистер?

— Пардон! И впрямь грешен, — Егор виновато улыбнулся. — Жаль, понимаете, друга стало. Пальцы только зря изрежет и ничего не достанет.

— Это уж как пить дать, — перебросив автомат на грудь, боец выщелкнул магазин, высвобожденный патрон лихо подкинул в воздух. Егор махнул пятерней, поймал.

— Не застрелитесь из него нечаянно, — усмешливо предупредил солдат. — А то сдетонирует и подпортит протоплазму. Из дифференцированного станете интегрированным.

— Учтем-с, — Егор покачал на ладони блесткий патрон. — Тогда еще вопросик, мсье эрудит! Вы часом не знаете, где тут обосновался господин полковник? Павлом Матвеевичем звать.

— ПМ, что ли?

— Ага.

— Зачем он вам?

— Да он нам, как бы это сказать, родственником приходится.

— Брат это его, — Горлик забрал у Егора патрон, любовно покрутил перед глазами. — Причем — родной.

— Ну да! Тогда другое дело. Если брат, могу проводить.

— Уж сделайте такое одолжение! Будем крайне признательны…

— Аллигаторы? Что за чушь?

— Вот тебе и чушь. Смотритель даже кусок кожи продемонстрировал. Шагрень довольно характерная. Они тут их на наживку, понимаешь, пытались ловить. Одного небольшого, говорят, поймали. — Павел Матвеевич поднял голову, глядя на брата, с горечью констатировал, что из младшего тот успел превратиться в старшего. Жуть, если вдуматься! А всего-то и не виделись — годика полтора. Может, действительно поэты с писателями старятся прежде времени? Или до сих пор он просто не пытался всерьез оценивать возраст людей? В самом деле, что нам возраст посторонних! Впервые о старости начинают размышлять, хороня друзей и родителей. Либо вот так внезапно — с бухты-барахты. Вроде молоды, молоды, и вдруг — раз! — какой-нибудь неприметный толчок — седой завиток на подушке, излишне откровенное зеркало — и видишь, что от молодости мало что осталось. Круги на воде, ускользающее эхо.

— Я этим байкам тоже раньше не верил. Мифическая штольня, какой-то подводный мир. Думал, брехня. Пуритов за шизиков держал — не больше и не меньше.

Егор кивнул.

— Понимаю. Было мнение и сплыло.

— Да уж… От подвала просто так не отмахнешься. И крокодил моего человека сожрал. Лукич, это, значит, здешний смотритель, утверждает, что эхолот туда затаскивали, пробовали сигналами зондировать. Стрелки шкалят, сигнал не возвращается. Само собой, и схемы станционные изучали.

— И что?

— Ничего. Обычный подвал, три пролета, нижний этаж оборудован под складское помещение, пара коротеньких аппендиксов, вентиляционный колодец. Короче, ничего особенного. А теперь там, стало быть, вода, и создается ощущение, что дно просто-напросто куда-то провалилось. Эхолот-то ничего не показывает, да и откуда бы взялись эти аллигаторы?

— Выходит, пуриты сюда не просто так сунулись?

— Выходит, что так.

— Странно… — Егор наморщил лоб. — Я, конечно, не знаю, что там балакают об инсайтах господа ученые, но в интуитивное прозрение, честно говоря, верю. Во всяком случае это единственное объяснение поведения пуритов.

— Увидела во сне Касандра — подвал и двадцать крокодилов… — пробормотал Горлик. — Кстати, Павел Матвеевич! Дрезденовский терминал они ведь, к примеру, тоже штурмовали. Может, и там наблюдалась какая-нибудь аномальная впадина?

— Кто ж нам теперь скажет? — полковник пожал плечами. — Там с ними переговоров не вели. Покромсали из пушек да побросали в волны. Может, что и впрямь было.

— А по-моему, мура все это! — брякнул Мацис. — Какая, к бесу, дыра? Там же океан! Вода, значит, с этими… С акулами. Ну, и дно, понятно.

Егор переглянулся с братом. У обоих в глазах мелькнуло одно и то же. Робкая и безумная искорка. Надежда на что-то, чего в принципе нет и быть не могло.

— А если проверить? — тихо проговорил полковник.

— Каким, интересно, образом?

— Насколько я понял, у нашего смотрителя имеется заветный планчик. Больно хитрый дядечка. Наверняка припрятал что-нибудь про запас.

— А где он сейчас?

— В подвале сидит. Во Ганг там с пулеметом дежурит, а этот рядом — в качестве консультанта… — Полковник потер ладонью шероховатую поверхность стола. Словно погладил живое существо. Так оно в общем и было. В поездах преобладал пластик, а тут красовалось настоящее дерево! Кожа прямо-таки сама тянулась к нему — прижаться, потереться.

— Я тут между делом обошел станцию, по комнаткам с подсобками прошвырнулся и вот что, понимаешь, обнаружил. В диспетчерской акваланги лежат, а в дизельной — вполне исправный компрессор. Спрашивается, на хрена козе баян? То бишь — нашему станционному смотрителю акваланги с компрессором? Куда это он нырять собрался?

— То есть? — Егор нахмурился. — Ты полагаешь, инвариантность сознания дала трещину?

— Брось! — полковник поморщился. — Какая, к черту, инвариантность! Просто надо еще разок все тщательно проверить. Тем более, что пуриты не сегодня появились, а слухи да сплетни, признаться, надоели хуже горькой редьки. Пора выяснить все от и до! Либо, значит, есть феномен, либо нет. И поставить на этом точку!

— Точка сама собой выйдет, — протянул Горлик. — Возможно, очень даже скоро. Только вы, братцы, не о том, к примеру, говорите.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что поезд минут через десять отправляется. За нами другие литерные шпарят. Так что на все ваши изыскания временем мы попросту не располагаем.

На минуту они замолчали. Горлик сказал правду. Поезда в самом деле долго на одном месте не застаивались. В их же случае длительных остановок не предвиделось вовсе.

— Кому-то надо остаться, так? — Егор хмуро взглянул на брата.

— Можно, конечно, и не оставаться, — отозвался тот. — Только жалко… Я-то в любом случае не могу. За мной волонтеров чуть ли не полторы роты, а в Киевском эшелоне по слухам опять буза. Уже просили о помощи. Плюс Ленинградский состав телетайп выслал. У них там тоже пуриты… В общем пока не могу.

— Тогда останусь я, — Егор положил ногу на ногу, легкомысленно качнул носком.

— И я! — радостно согласилась Мальвина.

— Эй! Вы чего это затеяли? — Горлик растерялся. — Поезд же уйдет!

— Уйдет, значит, уйдет.

— Егор, ты шутишь?

— Ничуть.

— Елки зеленые! Что вы здесь делать собираетесь? Летучих мышей кормить? Поезда-то они не трогают, а станции, говорят, стаями атакуют. Глаза выклевывают, заживо съедают.

— Что-то пока не видел я здесь летучих мышей.

— Потому что день. А наступит ночь — и прилетят.

— Сказки, Горлик! Всего-навсего сказки.

— Тем не менее, в сказку о штольне вы, похоже, поверили!

— Поверили, — Егор простецки кивнул. — Почти. Во всяком случае терять нам нечего. Внесем хоть какое-то разнообразие в скудное бытие.