Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

Дежурный Наркомпроса предупредил, что в школу выехал курьер с "праздничной атрибутикой", и, быстро попрощавшись, положил трубку.

Банов скривил губы. Он не знал, что такое "атрибутика", и, может быть, поэтому показалось ему, что дежурный говорил с ним по телефону с нескрываемым высокомерием.

В кабинет без стука вошел завуч Кушнеренко. Озабоченно посмотрел на Банова.

- Может не хватить гвоздей! - сказал он.

- Должно хватить, - несколько удивленно произнес директор школы. Доложишь после обеда, если не будет хватать - попросим у стройки! - и Банов кивнул на окно, за которым виднелась свежая кирпичная стена будущего здания.

Кушнеренко вышел.

Банов в ожидании курьера барабанил пальцами по столу. Из коридора доносился шум. Хотелось чаю.

В дверь постучали.

Вошел учитель Можайкин с портретом Калинина в руках. Поздоровался и ищущим взглядом прошелся по стенам кабинета.

Банов с удивлением глянул на него.

- Товарищ директор... - заговорил Можайкин. - Надо повесить, положено, чтоб в кабинете директора был портрет...

Банов поджал нижнюю губу и тоже обвел взглядом стены своего кабинета: три стены, на одной - портрет Дзержинского, на второй - часы, третья занята книжным шкафом.

Учитель подавленно молчал, ожидая указаний директора.

А Банов тем временем думал: как быть? Снимать Дзержинского и вешать на его место Калинина? Или снимать часы с другой стенки и вешать портрет туда?

В дверь снова постучали. Три раза.

Вошел дежурный Наркомпроса в звании старшего лейтенанта с довольно большим опечатанным сургучом фанерным ящиком в руках. Он опустил ящик на директорский стол, потом попросил Банова расписаться на бумажке в получении и, козырнув, вышел.

Банов посмотрел на опечатанный ящик, потом на учителя Можайкина, и учитель все понял.

- Извините, - сказал он. - Я его здесь оставлю... Вы заняты...

И Можайкин тоже вышел, прислонив портрет Калинина к книжному шкафу.

Оставшись один, Банов прежде всего поставил чайник на примус. Потом распечатал фанерный ящик. Обнаружил в нем картонную коробку с ярлыком, на котором было написано: "Значки "Красный донор" - 1000 штук", отдельно лежала затянутая бечевкой пачка уставов организации с тем же названием и рядом такая же пачка листков с нотами и словами новой песни Орлова-Надежина "Юный донор".

Мысли Банова вернулись к портрету Калинина. Хотелось побыстрее решить эту задачу и спокойно посидеть за чашкой чая. "А что, если повесить его рядом с Дзержинским?" - подумал Банов, и мысль эта показалась ему вполне приемлемой. Он нашел в ящике стола коробочку с гвоздями и молоток и, встав на стул, вбил в стенку гвоздик как раз на уровне носа Дзержинского, но только справа, в полуметре от портрета рыцаря революции.

Когда Калинин уже висел на стене, Банов отошел к книжному шкафу и оттуда посмотрел на оба портрета.

"Да... - подумал он, мысленно вздохнув. - Да они ведь как братья! Так похожи!"

Потом заметил, что портрет Дзержинского висел чуть выше портрета Калинина, но подравнивать их не стал.

Время шло медленно. Осеннее солнце, иногда выглядывая из-за облаков, рисовало на полу кабинета квадрат окна.

Лозунги уже украшали вычищенный до блеска коридор второго этажа, и теперь за дверью директорского кабинета было тихо. Кушнеренко, перед тем как заняться третьим этажом, зашел к Банову и сообщил, что гвоздей хватает.

Все было хорошо.

От нечего делать директор почитал устав организации "Красный донор", а потом почитал и песню композитора Орлова-Надежина.

Устав как устав, да и песня как песня. Ничего особенно нового, подумал Банов.

В дверь снова постучали.

Зашел человек довольно зрелого возраста, с сединой в волосах, аккуратно и неброско одетый. Остановился в центре кабинета.

Банов смотрел на него вопросительно, ожидая каких-нибудь слов, но и человек этот также смотрел на Банова. И тут директору школы показались знакомыми глаза этого человека. Усталые, прищуренные глаза.

- Вы -товарищ Банов? - спросил после молчания вошедший.

- Да, - ответил директор.

- Моя фамилия - Карпович, - сказал человек. - Василий Карпович...

Банов, чуть повернув голову в сторону окна, посмотрел на Карповича искоса, словно присматривался к нему.

"Карпович, Карпович..." - мысленно повторял директор школы.

- В девятнадцатом, под Екатеринославом... помните, я приносил вам патроны... два ящика... на колокольню. У вас еще затвор тогда заело у "максима".

После напоминания Банов легко вспомнил этот эпизод, и лицо его выразило улыбку.

- Садитесь! - сказал он Карповичу. - Чай будем пить? Карпович расслабленно улыбнулся в ответ. Кивнул. Директор школы достал две кружки. Чайник уже стоял на примусе на подоконнике, оставалось только подкачать и зажечь примус.

- А я газету читал недавно, там заметка о школе была, и вдруг вижу директор школы В. Банов... - говорил Карпович. - Вот и решил отыскать и проверить: ты ли это? Извини, что на "ты" сразу, может...

- Да ну, перестань! - оборвал его Банов. - Что мы, чваниться тут будем?! Ты-то сам где сейчас?

- Тут, в Москве. В общем-тоне сложилось как-то после войны в смысле специальности... Дворником в Кремле работаю...

- В Кремле?! - переспросил Банов. - А говоришь, не сложилось!

- Ну... - Карпович пожал плечами. - Не звучит оно как-то - дворник. Хотя, конечно, в Кремль кого попало дворником не возьмут... Я ведь там разные секреты знаю, по работе положено. Даже в НКВД расписку давал о сохранении тайн.

- Вот видишь, - сказал Банов серьезно. - А у меня никаких тайн, школа, знаешь, дети да учителя, образовательный процесс, одним словом. Страшно скучно бывает. Просто хочется снова на колокольню и...

- Да, - кивнул Карпович. - У меня тоже так бывает... Метешь, метешь, и вдруг покажется на момент, что в руках не метла, а винтовка...

Карпович вздохнул, посмотрел на чайник. Сказал: "Кипит!"

- Женат? - спросил Банов.

- Нет. Не сложилось... Когда воевал - была жена... А ты?

- Тоже нет, - ответил директор школы после короткой паузы.

- Знаешь, - заговорил вдруг полушепотом Карпович. - Я тебе, как старому боевому товарищу, тайну скажу...

Банов почувствовал себя неудобно. Испугался он за Карповича, ведь тот расписку давал, а тут ее нарушать хочет. Но, правда, и тайна, какая она ни была, вызывала интерес уставшего от скучности жизни Банова.

- Так знаешь... он ведь жив! - Карпович перешел на шепот.

- Кто?

- Ну он, помнишь: он жил, он жив, он будет жить... ну Кремлевский Мечтатель... так там его внизу называют!

- Внизу? - Банов в раздумье поковырял в ухе, потом снова поднял вопросительный взгляд на Карповича. - Где внизу?

Карпович тяжело вздохнул. Было видно, что больше, чем сказал, он говорить не собирался, но, решив все-таки уважить недопонимание своего боевого товарища, прошептал: "Внизу Кремля..."