Станислав Лем - Солярис. Эдем. Непобедимый

— Они уже в лаборатории. Возможно, жизнь тут развивается на других континентах? — без убеждения проговорил Роган.

— Сомневаюсь. Инсоляция за пределами экваториальной зоны тут слабая; [31] Инсоляция — облучение поверхности солнечными лучами. вы разве не видели, какова толщина ледовых шапок на полюсах? Ручаюсь, что там самое меньшее восемь, если не все десять километров ледяного покрова. Скорее уж океан, какие-нибудь водоросли, планктон. Но почему жизнь не вышла из воды на сушу?

— Надо будет заглянуть в эту воду, — сказал Роган.

— Спрашивать наших ещё слишком рано, однако планета кажется мне старой. Такому гнилому яйцу должно быть миллиардов шесть от роду. Да и здешнее солнце уже давным-давно миновало период своего величия. Это почти что красный карлик. Вообще-то отсутствие жизни на суше заставляет задуматься. Особый вид эволюции, не переносящий сухости… Ну, допустим, этим можно объяснить наличие кислорода, но не историю с «Кондором».

— Какие-то формы жизни, какие-то подводные существа, таящиеся в океане, которые создали там, на дне, цивилизацию, — подал мысль Роган.

Оба они смотрели на большую карту планеты в проекции Меркатора, [32] Проекция Меркатора — картографическая проекция, в которой составляются навигационные карты, требующие большой точности. Разработана в XVI в. фламандским картографом Герардом Меркатором (1512–1594). неточную, так как начерчена она была на основании данных, полученных автоматическими зондами ещё в прошлом веке. На ней были отмечены лишь очертания основных континентов и океанов, линии распространения полярных шапок и несколько самых больших кратеров. В сетке пересекающихся меридианов и параллелей под восьмым градусом северной широты виднелась точка, обведённая красным кружком, — место посадки. Астрогатор нетерпеливо передвинул карту.

— Сами вы в это не верите! — накинулся он на Рогана. — Трессор наверняка был не глупее нас с вами, не поддался бы он никаким водяным, чепуха! А кроме того, если б даже и находились под водой разумные существа, то одним из первых их действий было бы завоевание суши. Ну, скажем, хотя бы в скафандрах, наполненных водой… Абсолютная чепуха! — повторил он, не для того чтобы окончательно уничтожить выдумку Рогана, а просто потому, что думал уже о чём-то другом.

— Постоим здесь какое-то время, — заключил он наконец и коснулся нижнего края карты: та с лёгким шуршанием свернулась и исчезла в одном из отделений стеллажа для карт. — Подождём и увидим.

— А если нет? — осторожно спросил Роган. — Поищем их?

— Роган, будьте же благоразумны. Шестой звёздный год, и такое… — Астрогатор поискал подходящее определение, не нашёл и заменил его пренебрежительным жестом. — Планета величиной с Марс. Как нам их искать? То есть «Кондора», — поправился он.

— Ну да, почва здесь железистая… — неохотно согласился Роган.

Анализы действительно показывали в песке основательную примесь окислов железа. Значит, ферроиндукционные индикаторы были здесь ни к чему. Не зная, что сказать, Роган замолчал. Он был убеждён, что командир в конце концов найдёт какой-нибудь выход. Не возвращаться же им с пустыми руками, без всяких результатов. Он ждал, глядя на насупленные брови Горпаха.

— По правде говоря, я не верю, чтобы это двухсуточное ожидание что-нибудь нам дало, но правила требуют, — сделал неожиданное признание астрогатор. — Да сядьте вы, Роган. Стоите надо мной, как упрёк совести. Регис — самое идиотское место, какое можно себе представить. Верх бестолковости. Непонятно, зачем посылали сюда «Кондора». Впрочем, что толку говорить, раз уж это случилось.

Горпах замолчал. В плохом настроении он всегда становился разговорчивым, легко мог втянуть в спор, даже фамильярный по тону, что было небезопасно — командир мог в любую минуту оборвать разговор какой-нибудь резкостью.

— Словом, так или иначе, а что-то нужно делать. Знаете что? Давайте-ка выведем на экваториальную орбиту пару малых фотонаблюдателей. Но чтобы это была добросовестная круговая орбита. И низкая. Километров этак семьдесят.

— Это ещё в пределах ионосферы, — запротестовал Роган. — Они сгорят через несколько десятков витков.

— Пусть сгорят. Но до этого сфотографируют, что удастся. Я вам посоветовал бы рискнуть даже на шестьдесят километров. Они, возможно, сгорят уже на десятом витке, но только снимки, сделанные с такой высоты, могут что-нибудь дать. Вы знаете, как выглядит ракета с высоты ста километров даже через самый лучший телеобъектив? Булавочная головка по сравнению с ней покажется целым горным массивом. Давайте-ка это сразу… Роган!

На этот окрик навигатор обернулся, уже стоя на пороге. Командир швырнул на стол акт с результатами анализов.

— Что это такое?! Что ещё за идиотизм? Кто это писал?

— Автомат. А в чём дело? — спросил Роган, стараясь сохранять спокойствие, хотя и его уже разбирала злость.

«Пойдёт теперь брюзжать», — подумал он, приближаясь с нарочитой неторопливостью.

— Читайте. Здесь. Вот здесь.

— Метана четыре процента, — прочёл Роган. И вдруг остолбенел.

— Метана четыре процента, а? А кислорода — шестнадцать? Вы знаете, что это такое? Гремучая смесь! Может, вы мне объясните, почему вся атмосфера не взорвалась, когда № 1 садились на бороводороде? [33] Гремучая смесь — смесь двух объёмов водорода и одного объёма кислорода. При поджигании взрывается.

— Действительно… не понимаю… — пробормотал Роган.

Он подбежал к пульту наружного контроля, вобрал извне через зонды эксгаустера немного воздуха и, пока астрогатор в зловещем молчании прогуливался по рубке, смотрел, как анализаторы усердно постукивают стеклянными сосудами.

— Ну и что?!

— То же самое. Метана четыре процента, кислорода — шестнадцать, — сказал Роган.

Правду говоря, он совершенно не понимал, как это возможно, и всё же почувствовал удовлетворение — по крайней мере Горпах ни в чём его теперь не сможет упрекнуть.

— Покажите-ка! Гм… Метана — четыре… ну, чтоб меня черти… ладно! Роган, зонды на орбиту, а потом прошу пожаловать в малый лаб. В конце концов, для чего же у нас учёные? Пускай они себе головы ломают.

Роган спустился вниз, вызвал двух техников-ракетчиков и передал им распоряжение астрогатора. Потом поднялся на второй ярус. Тут размещались лаборатории и каюты специалистов. Он проходил мимо узких, утопленных в металлические переборки дверей с двухбуквенными табличками: «Г. И.», «Г. Ф.», «Г. Т.», «Г. Б.» и другими точно такими же. Двери малой лаборатории были широко распахнуты; сквозь монотонный говор учёных иногда прорывался бас астрогатора. Роган остановился у порога. Тут собрались все «главные» — главный инженер, биолог, физик, врач и все технологи из машинного отделения. Астрогатор сидел в крайнем кресле, под электронным программником подручной цифровой машины, а оливково-смуглый Модерон говорил, сплетя маленькие, как у девочки, руки: