Фрэнк Герберт - Мессия Дюны

«Зачем я это сделала?» — спросила она себя.

Иногда приходится выбирать между опасностями. Тот ли это случай? Это дало бы возможность проникнуть через проклятый туман, которым окутал будущее коварный тарот Дюны. Существовала преграда, и ее следовало преодолеть. Алия действовала по необходимости. Ей нужно было видеть, куда идет походкой слепого ее безглазый брат.

Действие меланжа начало сказываться на ее сознании. Она глубоко вздохнула, испытывая особое удовольствие и спокойствие, ядовитое и самодовольное.

«Обладание вторым зрением опасно, оно ведет к фатализму», — подумала Алия. К несчастью, не существует абсолютно верного расчета, нельзя просчитать предвидение. Видения будущего нельзя представить в виде формул. Приходится входить в них, рискуя жизнью и рассудком.

Из густой тени соединительного балкона появилась фигура. Гхола! В своем обостренном восприятии Алия видела его с предельной четкостью смуглое лицо, сверкающие глаза. Единство ужасающих противоположностей, что-то связанное воедино шокирующим образом, тень и яркий свет, продукт процесса, оживившего его мертвого плоть… что-то необыкновенно чистое… невинное.

Невинность в осаде!

— Давно ты здесь, Данкан? — спросила она.

— Я не Данкан, — ответил он. — А что?

— Не спрашивай меня.

И она подумала, глядя на него, что тлейлаксу ничего не оставили в нем незавершенным.

— Только боги могут безнаказанно рисковать совершенством, — сказала Алия. — Для человека это опасно.

— Данкан умер. — Он не хотел, чтобы она его так звала. — Я Хейт.

Она изучала его искусственные глаза, гадая, что они видят. Приглядевшись, она увидела маленькие черные точки, крошечные колодцы черноты на сверкающем металле. Фасетки! Вселенная вокруг нее мерцала и искажалась. Алия ухватилась за нагретые солнцем перила балкона. Меланж действует быстро!

— Вы больны? — спросил Хейт. Он придвинулся, внимательно глядя на нее стальными глазами.

«Кто это говорит? — подумала она. — Данкан Айдахо? Гхола-ментат? Или философ Дзэнсунни? А может, пешка с Тлейлакса, более опасная, чем любой рулевой Союза? Мой брат знает».

Она снова посмотрела на гхолу. Что-то скрытое было сейчас в нем. Он начинен ожиданием.

— Благодаря своей матери я — Бене Джессерит, — сказала она. — Ты знаешь это?

— Знаю.

— Я использую силу Бене Джессерит, думаю, как думают они. Часть меня сознает священную необходимость генетической программы… и ее продуктов. Она замигала, чувствуя, как ее сознание начинает свободно двигаться во Времени.

— Говорят, Бене Джессерит никого не отпускают, — заметил он. И, приглядевшись внимательнее, заметил, как побелели пальцы, сжимавшие балконные перила.

— Я споткнулась? — спросила она.

Он видел, как глубоко она дышит, как напряжено каждое ее движение, как блестят ее глаза.

— Споткнувшись, вы можете восстановить равновесие, перепрыгнув через то, обо что споткнулись.

— Бене Джессерит споткнулись, — сказала она. — Они хотят восстановить равновесие, перепрыгнув через моего брата. Они хотят ребенка Чани… или моего.

— Вы ждете ребенка?

Она с трудом удержала равновесие во Времени и Пространстве. Какого ребенка? И где? Когда?

— Я вижу… — прошептала она, — …моего ребенка.

Она отодвинулась от края балкона, повернула голову, чтобы взглянуть на гхолу. У него лицо из соли, горькие глаза — два круга блестящего свинца.

— Что ты видишь такими глазами?

— То же, что и другие.

Его слова звенели у нее в ушах, обостряя сознание. Она чувствовала, что перешагнула через Вселенную… дальше, еще дальше… Ее окутывало Время.

— Вы приняли спайс, большую дозу, — сказал он.

— Почему я его не вижу? — пробормотала она. Чрево всего сущего держала ее в плену. — Скажи мне, Данкан, почему я его не вижу?

— Кого?

— Отца моего ребенка. Я заблудилась в тумане тарота. Поскорее помоги мне.

Логика ментата дала точный расчет, и он сказал:

— Бене Джессерит хотят скрестить вас с вашим братом. С генетической точки зрения…

Она закричала.

— Яйцо во плоти… — с трудом прохрипела она. Ее охватил холод, потом нестерпимый жар. Невидимый муж ее темных снов! Плоть от плоти ее, то, чего не показывал ей оракул. Неужели дойдет до этого?

— Вы, наверно, решились на очень большую дозу спайса? — спросил Хейт. В нем нарастал ужас, что эта женщина из рода Атридесов умрет, что ему придется смотреть в лицо Полу и сообщать ему об этом.

— Ты не знаешь, каково охотиться за будущим, — сказала она. — Иногда я мельком вижу себя… но иду свои путем. Я не могу смотреть сквозь себя. — Она опустила голову и покачала ею из стороны в сторону.

— Сколько спайса вы приняли?

— Природа ненавидит предвидение, — сказала она, поднимая голову. — Ты это знаешь, Данкан?

Он заговорил мягко и рассудительно, как с ребенком.

— Скажите мне, сколько спайса вы приняли? — Левой рукой он придерживал ее за плечо.

— Слова так примитивны и двусмысленны. — Она отодвинулась от него.

— Скажите мне.

— Посмотри на Защитную стену, — приказала она, указывая пальцем. Она смотрела вдоль своей вытянутой руки и вся дрожала — местность разрушалась в ее всепоглощающем видении: песочный замок размывался невидимыми волнами. Она отвела взгляд, ее внимание привлекло лицо гхолы. Его черты менялись, смешивались, становились старыми… и молодыми… старыми… молодыми… Он был самой жизнью — напористой, бесконечной… Она хотела бежать, но он схватил ее за руку.

— Я позову врача, — сказал он.

— Нет! Я должна иметь видение! Мне нужно знать!

— Идемте внутрь.

Она смотрела на его руку. Там, где его рука касалась ее тела, она чувствовала электрическое напряжение, которое и искушало, и пугало ее. Она рывком высвободилась и проговорила:

— Нельзя удерживать водоворот! — Вам нужна медицинская помощь! — Разве ты не понимаешь? Мое видение неполно, только фрагменты. Оно мигает и дергается. Я должна запомнить будущее. Разве это не ясно?

— Что толку в будущем, если вы сейчас умрете? — спросил он, осторожно ведя ее в помещение семьи.

— Слова… слова… — бормотала она. — Я не могу объяснить их. Одно должно вызывать другое, а здесь нет причин… и нет следствий. Нельзя оставлять Вселенную в таком виде!

— Ложитесь! — приказал он.

«Какой он прочный!» — подумала она.

Холодные тени окутали ее. Она чувствовала, как се собственные мышцы ползут, словно черви. Только пространство постоянно, все остальное неустойчиво. Кровать покрылась множеством тел, и все это были ее тела. Время стало множеством перегруженных ощущений. Не было единой реакции Времени, не за что было ухватиться. Это Время. Оно движется. Вся скользит мимо, назад, вперед, в сторону.

— Оно лишено предметности, — пыталась объяснить она. — Его нельзя обойти или пройти под ним.