НФ: Альманах научной фантастики 3 (1965)

– любой уголок вселенной должен был стать доступным для человека. Но вместо того, чтобы закончить одну эпоху, он сразу открыл новую эру.

Джабжа все молчал, наклонившись над пультом и выцарапывая на его панели какого-то жука.

– Ваша Хижина осталась в милом добром пространственном веке, - продолжал я. - В нем остались и все вы, и даже те двое, которых ты только что создал передо мной. Они были легки и наполнены светом, потому что не чувствовали каждым квадратным сантиметром своей кожи того чудовищного давления времени, которое легло на плечи всех остальных жителей Земли…

– А ты ее видел, всю Землю? - быстро спросил Джабжа.

– Видел. Я видел людей, стремительных до потери человеческого тепла.

– И по одной этой быстроте ты уже заключил, что все на Земле - психи, вроде твоих коллег, я имею в виду Элефантуса и этого… Пата.

От неожиданности я даже перестал качаться. Вот тебе и на! В свете теории о подвигах поколений именно Элефантус и Патери Пат (в меньшей степени, разумеется) казались мне героями своего времени. Они отдавали себе полный отчет о кратковременности своего пути и поэтому старались как можно больше сделать. Я ведь видел, как скупо тратили они свое время на все то, что не касалось непосредственно работы. Значит, это не героизм - отдавать всю свою жизнь науке?

– Ну, Джабжа, - я только пожал плечами, - ты, братец, необъективен. Они же работают, как каторжные.

– Знаю, - сказал Джабжа, - ну и что? Работа на полный износ организма

– это не заслуга. Теперь об этом только такие мальчики, как Туан, мечтают. Да и то по глупости.

– Но если есть поколение какого-то подвига, то должны же быть и его герои!

– Вот-вот. Пара вас с Туаном. Все герои, пойми ты это. А не понимаешь

– садись в мобиль и катись в любой центр, лишь бы там было много людей.

– Не сейчас, Джабжа.

Он опять промолчал.

– Вот и пойми тебя: то - "психи", то - "все герои".

– Чего тут понимать? Герои-то - люди, а люди разные бывают. Против этого трудно было возразить.

– Да, - сказал я, - очень разные. Даже в наш век.

– Причем тут век. Вот ты тут теорию развивал, что были когда-то люди, которые не чувствовали давления времени. По скромному моему пониманию, думал ты одно, а говорил - другое. Тебе не дает покоя не Время - вообще, философски, а просто-напросто даты, принесенные "Овератором". Так?

– Так, - сознался я.

– И ты полагаешь, что люди только сейчас задумались над этим вопросом? Нет, Рамон. Узнать свой век - это с давних времен было мечтою сильных и страхом слабых. Есть такая сказка, старая-престарая, из сказок про доброго боженьку. Был такой боженька - по доброте своей людей тысячами губил, младенцами тоже не брезговал; земли целые прахом пускал. Слыхал, наверное. Сотворил этот бог людей и довел до сведенья каждого, сколь быстро он его обратно в лоно свое приберет. Ну, возни у бога в те времена много было - целую метагалактику отгрохал, нескоро руки опять до Земли дошли. А когда дошли, совершил он инспекторскую поездку по некоторым районам Средиземноморья. И первый, кто попался ему на глаза, был здоровенный детина, который крушил вполне пригодный для эксплуатации дом. "Ах ты, сукин сын, - завопил добрый боженька, - что это ты делаешь с жилым фондом!" - "А то, - ответствовал детина, - что завтра мне помирать, а чтоб соседу моему ничего не досталось, и дом свой порушу, и овец порежу". Проклял его бог и постановил: никому смерти своей не знать. С тех пор мир был на Земле. Относительный, конечно.

Мы помолчали.

– Дикая сказка, - сказал я. - И кто ее выдумал?

– А кто знает? Торгаш какой-нибудь. Мелочь человеческая. Странно только, что на эту сказку умные люди частенько ссылались. Ну, да черт с ней. Примерно в эти же времена жил другой человек. Поэт. И писал он по-другому. Вот послушай один его стих:

"Скажи мне, господи, кончину мою, и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой…"

Сдержанная сила, какое-то непоказное, бесстрашие и бесконечная искренность этих скупых слов потрясли меня.

– Подстрочник Данте?

– Да нет, подревнее. Говорят, царь Давид, только не похоже - такое бесстрашие вряд ли могло быть у человека, который слишком много терял вместе с жизнью. Скорее всего - безвестный мудрец, древние цари тоже не дураки были, - Джабжа поднялся, - умели, наверное, себе референтов подбирать.

Мы снова были в коридоре. Осталось всего четыре одинаковых двери - Джабжа прошел мимо них.

– Вот, собственно, и все. Это наши личные аппартаменты - клетушки Лакоста, Туана, моя и Илль. Да вот, кстати, и она возвращается.

Я бы не сказал, что заметил хоть какой-нибудь признак ее появления.

– Не удивляйся - мы привыкли узнавать каждый подлетающий мобиль.

– Но я не слышал ни одного.

Джабжа толкнул дверь гостиной и пропустил меня первым.

– Тем не менее за то время, пока мы осматривали эти развалины, около десятка вылетело и столько же вернулось. Центральный кибер сам распоряжается всеми механизмами и вызывает нас только в крайних случаях. Ну, ладно, экскурсия окончена. Что есть, то есть. Хочешь - бери.

– Сейчас - не могу.

– Догадываюсь. Но не отказываешься - и то хлеб.

– Очень-то я тебе нужен…

– Да так, приглянулся, знаешь.

– Вот уж не подумал бы…

И тут в комнату ворвалась Илль.

– Ага! - закричала она так, что язычки свечей испуганно шарахнулись. - Мне отпуск! На целый вечер!

Туан и Лакост, сидевшие за прекрасными агальматолитовыми шахматами, даже не подняли головы.

– Ну и пожалуйста, - буркнул Туан. - Только можно без визга? Меня и так в дрожь бросает. Нет, надо же так припереть человека!

Лакост невозмутимо поглаживал бородку двумя пальцами.

– Ну, Туан, ну, миленький, - Илль не выпускала своей жертвы, - ну, покатаемся!

– Когда выиграю.

Лакост многозначительно кашлянул.

– Ну и сохни тут! - Илль махнула на него рукой, - И сам не идет, и другого не пускает. А у Джабжи насморк. Сговорились. Ироды.

И тут она увидела меня.

Я испугался, что она сейчас повиснет на моей шее. Какое-то чудо удержало ее от этого.

– Вот, - она указала одной рукой на меня, а другой на потолок. - Есть бог на небе. Определенно.

– Есть, - отвечал я. - Определенно. И это он сегодня подсказал мне не брать с собой лыжи…

– Не выйдет, - отрезала Илль. - Лыжи в мобиле. А боги не врут, у них это строго. Чуть что - и к высшей мере, как у Вагнера.

– Из вас бы такой диктатор…

– А что, горничная - плохо?

– Мне не понравилось.

– Здорово! Как честно. А эти (большим пальцем через плечо) только и врут, только и хвалят. Ну, ладно, пошли, остатки комплиментов на свежем воздухе.

– Прекрати сопротивление, - посоветовал мне Джабжа. - Бесполезно. Теперь понимаешь, почему я тебя сманиваю. Нам всем уже вот как приходится.