Антология мировой фантастики. Том 8. Замок ужаса

Я уронил его и сказал спокойно:

– Теперь все в порядке, можете отпустить меня.

Билл не сказал ничего. Его товарищ не разжал рук. Я посмотрел на них внимательно и увидел, что лица обоих землисто-бледные.

Я сказал:

– Это было то, чего я ожидал. Поэтому я и дал вам соответствующие инструкции. Все кончено. Вы можете направить на меня оружие, если желаете.

Джек опустил мои руки.

Я пощупал лицо и сказал мягко:

– Вы стукнули меня довольно сильно, Билл.

Он ответил:

– Если бы вы видели ваше собственное лицо, док, вы бы не удивились тому, что я ударил изо всех сил.

Я кивнул, прекрасно понимая теперь демонический характер испытанной ярости.

– Что я делал, Билл?

– Вы проснулись, сидели несколько минут, глядя на босса. Затем вынули что-то из ящика и встали, сказав, что хотите измерить температуру. Вы были уже на полпути, когда мы заметили, что у вас в руках. После этого вы словно обезумели. И мне пришлось стукнуть вас. Все.

Я снова кивнул. Затем вынул из кармана веревочку с узелками, сплетенную из волос, положил ее на поднос и поднес к ней спичку. Она начала гореть, извиваясь, как маленькая змея и при этом крошечные узелки сами развязывались. На подносе образовалась кучка пепла.

– Я думаю, что сегодня больше ничего не будет, - сказал я, - но все-таки, будьте настороже, как всегда.

Я снова упал на стул и закрыл глаза.

Да, Брейл не показал мне души, но я поверил в мадам Менделип.

Конец ночи. Я спал крепко и без снов. Проснулся я как обычно, в семь. Я спросил телохранителей, не слышно ли чего-нибудь от Мак-Кенна, и они ответили отрицательно. Я был немного удивлен, но они, казалось, не придали этому особого значения. Они скоро должны были смениться. Я предупредил их, чтобы они никому ничего о событиях ночи не рассказывали, за исключением Мак-Кенна, и они уверили меня, что будут молчать. Кроме того, я предложил им, чтобы они дежурили в комнате, а не у дверей.

Рикори спал крепко и спокойно, состояние его было отличное. Я подумал, что второй шок как бы противодействовал первому. Когда он проснется, он сможет говорить и двигаться. Я сказал об этом его людям. Я видел, что они горят желанием задать ряд вопросов, но я дал понять, что отвечать не собираюсь.

В десять тридцать ко мне забежал Брейл позавтракать и доложить о больных. Я рассказал ему о ночных делах, умолчав, правда, о шапочке сиделки и моем печальном опыте. Я сделал это потому, что Брейл ухватился бы за эту шапочку. Я сильно подозревал, что он был влюблен в Уолтерс и что я не смогу в этом случае удержать его от визита к кукольной мастерице. Это было бы опасного для него, а его наблюдения не имели бы никакой цены для меня. Кроме того, узнав о моем опыте, он отказался бы оставлять меня одного. А это помешало бы моему решению увидеть мадам Менделип наедине (за исключением Мак-Кенна, который наблюдал бы за мной извне).

Что могло получиться из этого, я не знал. Но только это могло спасти мое самоуважение. Признать, что все случившееся было колдовством, волшебством, сверхъестественным - означало сдаться на милость суеверия. Ничего нет сверхъестественного! Если что-нибудь существует, оно должно подчиняться естественным законам. Мы можем не знать этих законов, но они существуют.

Если мадам Менделип обладает неизвестным знанием, я должен раскрыть его. Тем более, что я смог предугадать ее технику. Во всяком случае, я должен ее увидеть. Но сегодня был день моих консультаций, и до двух часов дня я не мог уйти. Я попросил Брейла остаться на дежурство после двух. Около двенадцати сиделка позвонила и сообщила, что Рикори проснулся, может говорить и просит меня придти.

Он улыбнулся мне, когда я вошел. Я нагнулся послушать его пульс, и он сказал мне:

– Я думаю, вы спасли больше, чем мою жизнь, доктор Лоуэлл, благодарю вас, я этого не забуду.

Немного цветисто, но в его характере. Это показывало, что мозг его работал нормально, и я успокоился.

– Да, вы были плохи. - Я погладил его руку.

Он прошептал:

– Были еще случаи смертей…

Мне захотелось узнать, помнит ли он что-нибудь о том вечере. Я ответил:

– Нет, но вы потеряли много сил с тех пор, как Мак-Кенн привез вас сюда. Я не хочу, чтобы вы много разговаривали сегодня… - И добавил обычным тоном: - Нет, ничего не случилось. О, да, вы упали с кровати сегодня утром. Вы помните?

Он посмотрел на людей, потом на меня и сказал:

– Я слаб, очень слаб. Вы должны быстро поставить меня на ноги.

– Вы будете сидеть через пару дней.

– Меньше, чем через два дня, я должен встать. Есть одна вещь, которую я должен сделать. Я не могу ждать.

Я не хотел, чтобы он волновался, и сказал решительно:

– Это зависит только от вас. Я дам указания о вашем питании. Кроме того, я хочу, чтобы ваши ребята оставались в комнате.

– И тем не менее, вы хотите уверить меня, что ничего не случилось, сказал он.

– Я хочу, чтобы ничего не случилось.

Я нагнулся над ним и прошептал: Мак-Кенн расставил людей вокруг ее жилища. Она не сможет убежать.

– Но ее слуги способнее моих, доктор, - ответил он.

Я взглянул на него - глаза его были непроницаемы. Я пошел в кабинет в глубокой задумчивости. Что знал Рикори?

В половине первого позвонил Мак-Кенн. Я был так рад услышать его голос, что даже рассердился.

– Где ты был?.. - начал я.

– Слушайте, док, я у сестры Питерса, Молли, - перебил он меня. Приходите скорее.

Это требование еще больше рассердило меня.

– Не сейчас, я освобожусь только после двух.

– А не можете ли вы все-таки приехать? Что-то случилось, и я не знаю, что делать.

В его голосе слышалось отчаяние.

– Что случилось? - спросил я.

– Я не могу сказать по… - голос его снизился, стал мягким, я слышал, как он сказал: "Успокойся, Молли, это не поможет". И затем мне: Ну, хорошо, приезжайте, когда сможете док, я подожду. Запишите адрес. Затем, когда он все продиктовал, я услышал, как он сказал: "Оставь это, Молли! Я не уеду от тебя". Он резко повесил трубку.

Я вернулся к столу обеспокоенный. Он даже не спросил о Рикори - это было само по себе тревожным признаком. Может быть, Молли узнала о смерти брата и ей стало плохо? Я вспомнил, что Рикори говорил, что она ждет ребенка. Нет, я чувствовал, что паника Мак-Кенна вызвана чем-то большим. Убедившись, что серьезных вызовов нет, я попросил дежурного отсрочить их, заказал машину и назвал адрес Молли.

Мак-Кенн встретил меня на пороге, лицо его похудело и осунулось, в глазах стояло загнанное выражение. Он молча пропустил меня через гостиную. Я увидел женщину с плачущим ребенком на руках. Мак-Кенн провел меня в спальню. На кровати лежал мужчина, накрытый покрывалом до подбородка. Я нагнулся, попробовал пульс, сердце. Он был мертв. Мак-Кенн сказал: