Юлия Иванова - Дремучие двери (Том 1)

* * *

"Не подлежит никакому сомнению, что это чрезмерное поклонение... искренне. Люди чувствуют потребность выразить свою благодарность, своё беспредельное восхищение. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это благополучие... К тому же Сталин действительно является плотью от плоти народа". /Леон Фейхтвангер/

СЛОВО АХА О СЛОВЕ:

- Итак, да здравствует цензура! Во всяком случае нравственная, идеологическая, противостоящая царству Мамоны. Я уже говорил о том, что, отделив церковь от государства, Иосиф взял на себя лично всю вину перед Богом за неизбежные в революционной ситуации кровь, репрессии, насилие. Грязную работу должен делать кесарь вне церковной ограды - честь и слава Иосифу, что он не стал вмешивать церковь в кровавые разборки и террор. Цензура - благословение кесаря. Кесарь-пастырь как бы берёт на себя ответственность за растиражированное слово - самое грозное оружие, способное на самое страшное - убийство душ: "И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне". /Мф. 10, 28/ . Смотри, чтобы слово твоё не сгубило ничьей души! "Веленью Божию, о муза, будь послушна..." Это осознали, наверное, к концу жизни все великие поэты "в земле российской просиявшие". М. Лермонтов "Кинжал": Игрушкой золотой он блещет на стене Увы, бесславный и безвредный! В наш век изнеженный не так ли ты, поэт, Своё утратил назначенье, На злато променяв ту власть, которой свет Внимал в немом благоговенье? Бывало, мерный звук твоих могучих слов Воспламенял бойца для битвы; Он нужен был толпе, как чаша для пиров, Как фимиам в часы молитвы. Твой стих, как Божий дух, носился над толпой, И отзыв мыслей благородных Звучал, как колокол на башне вечевой Во дни торжеств и бед народных. Но скучен нам простой и гордый твой язык, Нас тешут блестки и обманы; Как ветхая краса, наш ветхий мир привык Морщины прятать под румяны...

. . .

К добру и злу постыдно равнодушны, В начале поприща мы вянем без борьбы; Перед опасностью позорно-малодушны, И перед властию презренные рабы. Мы иссушили ум наукою бесплодной, Тая завистливо от ближних и друзей Надежды лучшие и голос благородный Неверием осмеянных страстей. Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдём без шума и следа, Не бросивши векам ни мысли плодовитой, Ни гением начатого труда. И прах наш с строгостью судьи и гражданина Потомок оскорбит презрительным стихом Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом.

/М. Лермонтов/

Я знаю силы слов, я знаю слов набат. Они не те, которым рукоплещут ложи, От слов таких срываются гроба. Шагать четвёркою своих дубовых ножек.

Светить всегда, светить везде До дней последних донца...

/Вл. Маяковский/

Свидетель Вячеслав Иванов: "Если бы меня спросили, какова была государственная идеология того писательского круга, с которым я был хорошо знаком с детства, коммунистическая или антикоммунистическая /говоря на популярном теперь языке/, я бы, не задумываясь ответил: ни та ни другая. Господствовал цинизм. Для многих литература была выгодным промыслом, писатели /да и актёры, и люди других искусств/ сознательно шли на сделку, ни во что не веря и даже не очень это скрывая /как, например, Алексей Толстой, часто встречавшийся с моими родителями перед войной и во время нее/". "Так повелось, так будет и впредь, товарищи, что и в радости, и в горе мы всегда мысленно обращаемся к нему, к творцу новой жизни. При всей глубочайшей человеческой скромности товарища Сталина придётся ему терпеть излияния нашей любви и преданности, так как не только у нас, живущих и работающих под его руководством, но и у всего трудящегося народа все надежды на светлое будущее человечества неразрывно связаны с его именем". /Мих. Шолохов/. Корней Чуковский о разговоре с Тыняновым: "Говорил ему свои мысли о колхозах. Он говорит: я думаю то же. Я историк. Я восхищаюсь Сталиным как историк. В историческом аспекте Сталин как автор колхозов - величайший из гениев, перестраивавший мир. Если бы он кроме колхозов ничего не сделал, он и тогда был бы достоин называться гениальнейшим человеком эпохи. Человек скромный, Тынянов тут же добавил: "Но, пожалуйста, не говорите об этом никому. - Почему? - Да, знаете, столько прохвостов хвалят его теперь для самозащиты, что, если мы слишком громко начнём восхвалять его, и нас причислят к той же бессовестной группе". Иосиф пытался из нагромождения человеческой руды извлечь крупицы золота. Образа и подобия. Пусть порой варварскими способами, но пытался.

* * *

Неосторожное обращение со словом... Боже, что вы творите, играя атомной бомбой слова как футбольным мячом! Слово служит вам скатертью-самобранкой, альковной подушкой, трамплином для карьерного прыжка, а чаще всего рыночным товаром. Как вы безумны, господа-товарищи... Ведаете ли, что Иосиф Кровавый спас вас? Что жёсткая цензура была той смирительной рубашкой, которую надевают на безумцев, желающих пошвыряться бомбами? И это вы называете свободой? Отойдите подальше от дальних и ближних, играйте так сами или с такими же чокнутыми. Взорвитесь же, наконец, вы имеете на это право, - но вы жаждете взорвать всё вокруг, погубить, испакостить в людях образ Божий на много поколений вперёд... И при этом, как тот Змей, уверяете: "Ешьте, не умрёте, но будете, как боги..." Вы множите ядовитые плоды древа познания, заставляя потребителей вашей продукции погружаться в неведомые доселе глубины греха, всплывшего со дна вашей смердящей души, и хорошо ещё, если вы при этом предупреждаете: "Яд!" Но чаще всего вы уверяете себя и весь мир, что не только не больны, но можете лечить других, а если и больны, то чем-то редкостным, упоительным и изысканным, а не банальным омерзительным вампиризмом - жаждой чужой крови, чужой плоти, чужой жизни... Противным Богу хищничеством, раковой опухолью падшего человечества, закрывающей путь в Царствие. Вы множите плоды зла, извлекая семена из подполья вашей погибающей души, уже атрофированной адским холодом и не чувствующей боли, и стряпаете из них экзотические блюда - розово-голубые, садомазохистские, разгульно-балдёжные, наркоодуряющие, со свежей кровью, потрохами, монтекарлами, шальными бабами, несчастными отвязанными девками... Блюда, о которых народ прежде слыхом не слыхал - спасибо, приготовили. Угощаете. "Ешьте, не умрёте, солгал Бог..." И называете этот сатанизм свободой. Ведаете ли, что творите, господа новоявленные, соблазняя "малых сих"? Превращая их в вампиров? Это их кровь на ваших губах; это ваша кровь на их губах... Вводя в эту ядовито-сладкую запретную дверь своих читателей и зрителей, вы сполна заплатите за каждого. За каждого, кто не найдёт обратной дороги. Чем будете расплачиваться с Господином, когда последуют за вами в вечность страшные счета? Ибо, как известно, "Рукописи не горят". "...и вырвал грешный мой язык, и празднословный, и лукавый..." Господа-товарищи писатели, самовлюблённые и жадные, тщеславные и сластолюбивые, любители женщин и выпивки, трёпа, озабоченные дачным и квартирным вопросом, соблазнённые всеми возможными грехами за ширмой атеизма, ибо чтобы "всё было дозволено", надо "убить Бога"... Не на страницах какого-нибудь бесноватого издания, а В СЕБЕ. "Сказал безумец В СЕРДЦЕ СВОЕМ: нет Бога". Или, ещё хуже, приспособит Истину, как старуха золотую рыбку, "служить на посылках", что давно пытается провернуть международная Вампирия. Кто из них "ведает, что творит", получит больше осуждения, чем наивные строители Иосифова царства, распевавшие: Если любишь и веришь; Если цели ясны, Океаны измеришь, Долетишь до луны.