Ник. Горькавый - Возвращение астровитянки

Ребята страшно оживились. Ещё бы: письмо инопланетянам, галактическая дипломатия.

Но Петька и Мурат сохраняли скептицизм.

— Вы нам срываете космическую дипломатическую миссию! — закричали на них остальные.

Началась ругань, крики. Чуть до дипломатической драки дело не дошло.

На следующий день обсуждение писем снова разгорелось.

Виталина прищурилась:

— Если кто-нибудь из ребят с фотографии не напишет письмо, то инопланетяне решат, что не все на Земле им будут рады. Кто не напишет — тот поджигатель межзвёздной войны!

Тут Петька сдался, но Мурат только фыркал.

Остальные решили, что напишут про Мурата, что он неграмотен.

Мурат надменно усмехнулся, а Петька, заступаясь за приятеля, сказал, что обманывать инопланетян нехорошо.

— Ты просто не дипломат! — засмеялась Олеся.

Потом заспорили — что в письмах писать.

— Что у нас с ними, инопланетянами, общие интересы! — крикнул Димка.

Илья хмыкнул:

— Поиск общих интересов разумных инопланетных рас — это ещё не решённая проблема инвариантной этики.

— Нам нужно не решать разные научные проблемы, а показать своё дружелюбие! — сказала эмоциональная Маринка.

— Ага, мы очень дружелюбные, вот только позавчера местные на рокотеке с приезжими подрались… — хохотнул Миша.

— То приезжие, а то инопланетяне, — буркнул Петька.

— Если ты с своими братьями по разуму не можешь договориться, то как ты будешь дружить с инопланетянами? — засмеялась Вита.

Илья подбросил дровишек:

— Этика — это такая странная штука: теоретически труднопонятная, зато практически совершенно прозрачная. Каждый скажет, что такое хорошо, а что такое плохо — особенно для него самого.

— Значит, мы должны общаться с чужаками так, как бы мы хотели, чтобы общались с нами! — подытожил Миша.

— Тогда завтра мы не возражаем, когда наших девчонок чужаки приглашают танцевать? — скептически спросил Петька.

Тут все призадумались.

Илья был в восторге.

Вавгусте случился страшный лесной пожар.

Кто-то бросил окурок на обочину или не справился с шашлычным костром — и под Ай-Петри заполыхали красивейшие леса крымской сосны.

Многолетняя хвоя, накопившаяся в расселинах скал, сочилась густым дымом, верховой пожар прыгал по кронам и распугивал стаи огненных птиц, которые разлетались на километры в стороны.

Сначала обитатели посёлка выходили просто смотреть на пожар — любопытствовали и сокрушались, но не относились к нему как к личной проблеме. Пожары в лесу нередки и обычно тянутся в горы, уходят под голые каменные стены и там умирают.

Наземные вездеходы с водяными пушками эффективно отсекают пожар от посёлков, а вертолёты с огромными баками воды добивают огонь в скалах, куда наземная техника не проходит.

Но человек всё ещё не был всесилен. Этот пожар случился в сильнейший шторм.

Ялтинскую набережную заливало фонтанами морской воды от волн, которые сгрудились под каменной стенкой стадом разъярённых китов.

В Симеизе и Понизовке неистовое море разворотило волнорезы, сложенные из бетонных плит в сотни тонн.

В Алупке и Балаклаве рыболовецкие траулеры и личные яхты выбрасывало на берег как игрушки.

Шторм мешал вертолётам тушить огонь и стремительно раздувал огонь, гнал его от Ялты в сторону Севастополя, прямо на обсерваторию, пожирая по дороге сотни гектаров уникального леса.

Ветер направлял огонь вдоль побережья, не давая ему свернуть в горы. Сосны стояли в огне, сопротивляясь до последнего, а потом взрывались, выбрасывая стометровый язык пламени. Стволы лопались, в невыносимой муке выдирая корни из родной каменистой почвы.

Пожарные едва отстаивали дома и топливные станции, оставив лес выгорать. В огне погибли двое лесников, которым стремительный огонь отрезал дорогу к отступлению.

Дым накрыл обсерваторию вонючей душной тучей. Из неё падал огненный дождь из тлеющей коры и хвои. А вокруг — пересохшая трава и сосновый смолистый лес.

Объявили эвакуацию, но все способные к работе люди остались защищать обсерваторию. Кто-то дежурил на крыше, кто-то следил за лесом.

Подростки работали наравне со взрослыми — гасили тлеющую хвойную подстилку мокрыми тряпками и следили — куда садятся самые крупные огненные птицы.

Илья работал рядом с Мишей и Муратом; они наблюдали за лесом по краям обсерватории, куда падали горящие головешки.

Вскоре ребята натолкнулись на крупный очаг низового пожара — языки пламени шустро расползались вокруг десятиметрового чёрного пятна выгоревшего подстила. И совсем близко от обсерватории.

Кинулись на него, махая тяжёлыми влажными тряпками. Еле затушили.

Устали, горло першило от дыма. Девчонки разносили холодную воду по передней линии фронта. Где напоить бойцов, а где и залить дымящуюся траву.

Но главный огонь подходил всё ближе и уже стоял огненной стеной совсем рядом — казалось, прямо за старым шоссе. Ребята выбегали на поворот — но нет, это просто языки пламени были так высоки, что съедали расстояние.

Люди проигрывали стихии, и автобус уже стоял на площадке перед обсерваторией, чтобы забрать последних людей и вывезти их к морю. Алекс и Элен из Мелласа, которые давно дружили с астрономами, пригласили всех беженцев остановиться в их гостинице «Кап-де-Меллас» и сами приехали на своём джипе, чтобы забрать часть людей.

В обсерватории уже был слышен треск лопающихся сосен и гул свирепого огня. Неужели сгорят старинное здание обсерватории, квартиры астрономов и библиотека? И телескопы, которые так долго служили людям окном в небо?

Думать об этом было невыносимо тяжело — и астрономы оттягивали свой отъезд до последней возможности, несмотря на ругань водителя автобуса и милиции.

И случилось долгожданное и неожиданное: среди ночи ветер стих.

Пожар остановился, затрещал соснами на соседней горке и потянулся в гору, подгоняя сам себя горячим дымным бризом.

Пожарные оживились и бросили все силы на сбивание присмиревшего огня и отсечения его от зданий посёлка.

Ночь была длинной и тяжёлой, но к утру стало ясно, что обсерватория спасена.

Мурат молча пожал Илье и Мише руку и ушёл спать. И они тоже побрели по домам, кашляя и растирая красные слезящиеся глаза.

Ктёте Люде приехали туристы-натуропаты, и она послала Илью к бабушке и дедушке Мурата — купить лечебное козье молоко.

Бабушка и дедушка Мурата были одинаково смуглы, худы и морщинисты. Дедушка возился со старым домом, а бабушка — её звали просто Галя — пасла коз для любителей натурального молока. Она перегоняла своих коз с одной лесной полянки на другую, и рабочая куртка Гали была в тысяче мест разодрана колючками и украшена ленточками из ткани.