Array Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

Он шагал так же уверенно, даже увереннее, чем обычно, жестко впечатывая в разноцветные плиты каждый шаг, из чего Великий понял, что И. испуган ничуть не меньше его самого, и это Великого немного порадовало.

— Ну что, ты готов? — спросил воин И., войдя на галерею.

За год И. изменился, волосы на его голове почти все выпали, а кожа пожелтела и высохла, но он был удивительно хладнокровен, что, впрочем, соответствовало его роду и положению воина.

— Ты плохо выглядишь, — сказал Великий. — Может, вина?

— Спасибо, не стоит. Я думаю, нам лучше приступить.

— Да? Ну да, конечно.

Великий опять вздохнул привычным глубоким вздохом. Он почему-то представил себя приговоренным к смерти, который слишком долго не мог дождаться исполнения приговора и который уже научился любить свое состояние между жизнью и небытием, и вот вдруг его вытащили из привычного существования и поволокли к костру. Он недоволен и растерян. Он хочет назад в свою камеру.

— Пойдем! — повторил И.

Великий кликнул охрану, очень хорошо вооруженную охрану, и личных рабов с длинными ножами (на что И. только улыбнулся), и они отправились к кувшинам.

— Тут все, как тогда, — говорил Великий по пути, — все, как мы условились. Никто не проникал в кувшины все это время, я проследил за этим строго, не беспокойся.

Он показал опаловый перстень с барельефом человека с двумя головами.

— На решетках кувшинов замки, а на них государственные печати. На дне каждого кувшина углубление в виде чаши, прямо под горловиной, — продолжал Великий скороговоркой. — Раз в день раб наливает туда воду и кидает пищу, раз в год в питье им подмешивалось сонное зелье, и рабы убирают кувшин от… отходов.

— Ты говорил, что кувшины не чистили уже шесть лет, — сказал И.

Он шел справа от Великого и с интересом рассматривал клетки с животными. Год назад здесь их еще не было, а теперь Великий собрал в этом саду зверье со всей земли. Аисты, речные лошади, крокодилы. Интересно, зачем они ему?

Великий остановился возле клетки с черной лесной пантерой.

— Отходов оказывалось слишком мало, все мгновенно высыхает, — сказал он, — смысла чистить нет. Жарко.

Пантера подошла к вязаной решетке и уткнулась мягкой мордой в толстые прутья, Великий хотел погладить ее между ушами по короткой бархатистой шерсти, но опомнился и отдернул руку.

— Так даже лучше, — И. привычно встал справа, как предписывал этикет.

И. думал, что очень скоро, может, к окончанию этого дня, он сможет стать на одну линию с Великим, как законный владетель и как равный. А может, и нет.

— Так даже лучше, — снова сказал И. — Чистота опыта нам обеспечена. Шесть лет — это время. Ты зачем зверье притащил?

— Не знаю, — ответил Великий. — Мне с ними как-то спокойнее. Как будто и не один.

— Ясно. Идем.

Они двинулись дальше и остановились лишь в самом конце двора возле кувшинов, которые из белых стали темно-серыми и немного вросли в землю.

И. стал обходить каждый кувшин вокруг, постукивая эфесом меча по толстым стенкам и проверяя их целостность и непроницаемость, а Великий поднялся по лесенке наверх и рассматривал свинцовые печати на замках решеток, сличая их с изображением на своем указательном пальце.

Печати были целы, двуглавый человек улыбался с них надежной и искренней зубастой улыбкой, какой он улыбался уже вторую тысячу лет, двуглавый человек говорил о том, что никто так и не осмелился нарушить целостность замка и волю владыки. Впрочем, и без печати было видно, что решетки не поднимали уже давно — вокруг них скопились целые холмики красного мусора, в котором уже построили свои дырчатые жилища желтые муравьи.

— Ну как у тебя? — крикнул снизу И. — Печати целы?

— Все в порядке. — Великий спустился на землю. — Тут все заросло, но это ничего. Можно начинать.

Он брезгливо вытер о халат руки и осторожно, не поднимая головы, одними глазами, поглядел на небо, но там было все в порядке, чисто и даже без облаков, и это было плохо, Великий чувствовал бы себя лучше, если бы там собрались тучи.

И. кивнул воину, тот поднял наперевес тяжелый боевой молот и направился к крайнему кувшину.

Великий услышал, как у него позорно задрожали коленки, и увидел как И. продел руку в широкую кожаную лямку, продетую сквозь рукоять меча.

Первый кувшин лопнул сразу, даже с какой-то неприличной готовностью, будто все это время только и ждал, когда в бок ему вопьется шипастая сталь молотка. В его гладком боку образовалось большое треугольное отверстие, из него вырвалось густое облако пыли, которое коконом окутало молотобойца; воин выронил оружие, согнулся пополам и его вырвало. Дрессированные гвардейцы ощетинились копьями с отравленными наконечниками и выставили перед собой кожаные щиты с бляхами, мгновенно отгородив Великого и И. от любой возможной опасности, включая бешеного носорога. Рабы трусливо отпрыгнули в стороны.

— Это просто воздух, — сказал И. — Он отравлен, вернее, застоялся. Я думаю, он безвреден, взгляни на солдата.

Великий посмотрел на солдата. Выглядел тот смущенным, но уже вполне здоровым, стоял прямо и пытался скрыть носком своего сапога свой же грех.

— Назад, — приказал Великий, и окружавший их кожано-железный шар распался, расчистив проход.

— Я, пожалуй, пойду первым, — сказал И., и Великий спорить не стал. И. вытянул из ножен свой меч-осетр, хмыкнул и шагнул в треугольный проем, за ним последовал один из гвардейцев, тоже с мечом наизготовку и только потом, достав из кармана пропитанный эссенцией роз платок и приложив его к носу и рту, а другой рукой подобрав полы платья, в кувшине исчез Великий.

Воняло на самом деле сильно, Великому даже показалось, что вонь режет глаза и что от нее перехватывает дыхание и не спасает и розовый платок: Великий попытался задержать дыхание, но получилось ненадолго — он вдохнул и сразу жестко и болезненно закашлялся, а И. стал сильно и больно стучать ему по спине.

Когда глаза привыкли, Великий осмотрелся и понял, почему воняет: дно кувшина толсто покрывала чешуйчатая короста, в некоторых местах всползавшая даже на стены. Но, кроме грязи, в кувшине ничего и никого не было, он был пуст. Великий раскрыл с удивлением рот и собрался…

— Вот он, — шепнул И. и указал клинком на противоположную стену. Великий сощурился и, растянув пальцами глаза, вгляделся в самый кончик лезвия.

Возле стены сидела худая черная обезьяна, она была совершенно грязна и поэтому неотличима от окружающей обстановки. Обезьяна лениво копалась в своей черной гриве, наматывая на пальцы длинные пряди волос, что-то в них выискивая и засовывая результаты поисков в рот. На вошедших она не обращала совершенно никакого внимания, слишком поглощена была своим занятием.