Филип Дик - Мир, который построил Джонс

Скоро к нему протолкалась Нина.

– Привет,– сказал он, чувствуя себя очень неловко.

– Что случилось? – спросила Нина взволнованно и немного сердито.– Тебе что-то не понравилось?

– Извини,– сказал он в ответ – вряд ли она поймет, если станешь ей объяснять.– Декорация последнего акта мне кое о чем напомнила. Что-то гнетущее, страшное, словно кто-то крадется в темноте.

Реакция Нины была мгновенной:

– Работу, да? Тюрьмы, полицейских, что-нибудь еще в этом роде? – Ее голос напрягся, стал резким, и в нем зазвучали осуждающие нотки.– А может, это говорит нечистая совесть?

Он вспыхнул.

– Нет, не то, не совсем то.– Видимо, он произнес это слишком громко: несколько человек вокруг с любопытством оглянулись. Кассик сердито стиснул зубы и сунул руки глубоко в карманы.– Поговорим об этом в другой раз.

– Хорошо,– живо ответила Нина, сверкая белоснежной улыбкой.– Никаких сцен сегодня.

Она ловко повернулась на каблуках, оглядывая стоящих кучками людей. Тонкая морщинка на лбу говорила о том, что она все еще расстроена. Но ссора, видимо, откладывалась.

– Прости меня,– запинаясь, повторил Кассик.– Это все из-за этих проклятых событий. Темная сцена мне про них напомнила. Я всегда забываю, что вся эта сцена происходит ночью.

– Ну ладно, оставь,– ответила Нина, не желая продолжать эту тему. Ее острые ногти впились в его руку.– Который час? Уже есть двенадцать?

Он посмотрел на часы:

– Немного больше.

Нахмурившись, Нина пристально вглядывалась в темноту улицы за стеклом. На стоянке то и дело появлялись машины такси, брали пассажиров и тут же исчезали.

– Может, мы разминулись? Как ты думаешь, он стал бы нас ждать? Мне показалось, я его только что видела, когда выходила.

– А разве мы не дома встречаемся? – Он почему-то не мог вообразить Каминского на опере Моцарта: этот круглолицый, вечно встревоженный человек с пышными усами, казалось, жил в другом столетии.

– Нет, милый,– терпеливо сказала Нина.– Мы встречаемся здесь, неужели ты не помнишь? Ну да, ты, как обычно, думал о чем-то другом. Мы договорились, что подождем его здесь, он ведь не знает, где мы живем.

Толпа потекла из дверей фойе на улицу. Порывы холодного ночного воздуха проникали внутрь; мужчины поднимали воротники пальто, женщины кутались в меха. Давешний запах духов и сигарного дыма быстро исчезал, по мере того как враждебная пустота внешнего мира заполняла пространство фойе.

– Наша маленькая уютная вселенная рушится,– меланхолично заметил Кассик.– Наступает настоящая жизнь.

– Ну и ну,– не слушая его, сказала Нина, критически разглядывая окружающих женщин.– Посмотри, что напялила на себя эта девица. Вон там, в голубом.

Пока Кассик отыскивал ее глазами, сквозь толпу к ним протолкалась знакомая фигура.

– Привет,– сказал Каминский, как только добрался до них.– Простите, опоздал. Я забыл все на свете.

Выглядел Макс Каминский ужасно. Кассик уже несколько месяцев не видел своего бывшего Политического Наставника. Изможденный и сгорбленный, Каминский глядел на него налитыми кровью глазами, вокруг которых синели широкие круги. Когда он протянул руку, она дрожала. Под мышкой торчал объемистый, завернутый в коричневую бумагу пакет. Слегка кивнув Нине, он пробормотал:

– Здравствуй, Нина. Рад тебя видеть,– и тут же забыл о ее существовании.

– Вы не были на представлении,– заметила Нина, с отвращением глядя на его измятый костюм и на неопрятный пакет.

– Нет, я не пошел.– Рука Каминского была влажной и липкой; он неловко отдернул ее и неуклюже стоял, с усилием пытаясь сосредоточиться.– Я не могу высидеть, если это долго. Ну как, пошли?

– Конечно,– сказала Нина ледяным голосом – ее испуг быстро сменился открытой антипатией.

Каминский, похоже, проработал две смены подряд по пятнадцать часов: утомление и нервное истощение сочились из каждой поры его ссутулившегося тела.

– Что это у вас? – показала она на пакет.

– Я вам попозже покажу,– уклончиво ответил Каминский и еще крепче прижал к себе пакет.

– Тогда пошли,– живо сказала Нина и взяла мужа под руку.– Куда мы идем?

– К этой девочке,– бормотал Каминский, едва волоча за ними ноги.– Нам пришлось подобрать ее. Вы ее не знаете. Я забыл вам рассказать. Очень славная. Это навсегда сделает из нас честных людей.– Он попытался засмеяться, но смех его был больше похож на предсмертный хрип.– И не просите, чтобы я вас познакомил,– я не знаю, как ее теперь зовут. Я обнаружил ее в одном из внешних офисов.

Тогда Нина твердо заявила:

– Сначала я бы хотела зайти домой, надо посмотреть, как там Джеки.

– Джеки? – Каминский, семенящий по бетонной лестнице позади, был явно озадачен.

– Наш сын,– холодно ответила Нина.

– Ну да, ну да,– согласился Каминский.– У вас ребенок. Я никогда его не видел.– Его голос словно волочился за ним, как хвост.– С этой работой я просто не знаю, где я и что я.

– Сейчас вы с нами,– сказала Нина, остановившись у края тротуара. В ее напряженной позе читалось недовольство; сложив руки, она застыла, поджидая такси.– Вы уверены, что способны еще на что-то? Похоже, вы уже получили свое от этого праздника жизни.

– Перестань,– резко сказал Кассик.

Появилось такси, и Нина осторожно скользнула внутрь. Мужчины последовали за ней, и такси немедленно взмыло в небо. Внизу мерцали и искрились огни Детройта, как равномерно рассеянные звезды на рукотворном небосводе. Свежий ночной воздух просачивался в кабину, и этот резкий и живительный сквозняк освежил голову Кассика. Даже Каминский, казалось, слегка очухался.

– Мы с вашим мужем в последнее время не очень ладили,– произнес он запоздалое извинение.– Вы, наверно, заметили.

Нина молча кивнула.

– Мы с ним как-то отдалились друг от друга.– Его лицо исказилось.– Думаете, легко видеть, как все, что тебе близко, разваливается на куски? Кирпичик за кирпичиком.

– Что графики, ползут вверх? – спросил Кассик.

– Круто вверх. В каждом регионе, во всех слоях общества. Он достает каждого... и вверху, и внизу. Ну как, черт побери, мы можем это пресечь? По всему свету на каждом углу пылают костры из бензина.

Нина задумчиво спросила:

– И это вас удивляет?

– Это противоречит закону,– резко ответил Каминский, рассердившись, как ребенок.– У них нет никакого права убивать этих несчастных.

Тонкие подведенные брови женщины взметнулись.

– Вас и в самом деле волнует судьба этих... опухолей?

– Нет,– твердо сказал Каминский.– Конечно нет. По мне, так пусть хоть все они попадают на солнце. И он так считает. Так или иначе, всем наплевать на этих шлындов.

– Странно,– сказала Нина четко поставленным голосом.– Миллионы по всей земле возмущены, даже нарушают закон, чтобы высказать свое возмущение, а вы говорите, что всем наплевать.