Филип Дик - Мир, который построил Джонс

– Никто так не считает,– сказал Каминский, совершенно теряя смысл того, что он говорит.– Одним дуракам не наплевать, и идиот Джонс прекрасно понимает, и мы это знаем, что шлынды для него – средство, а вовсе не цель. Они лишь предлог, это – символ, это – знамя. Мы все играем в какую-то игру, в какую-то большую и сложную игру.– Он пробормотал устало: – Боже, как я ненавижу все это.

– Ну тогда,– спокойно сказала Нина,– бросьте все это и не играйте.

Каминский задумался.

– Может, вы и правы. Иногда я так и думаю, особенно когда совершенно вымотался, закопался под этими графиками и докладами. Это мысль.

– Пускай себе жгут шлындов,– сказал Кассик,– ну сожгут они всех, а дальше-то что? На этом все и кончится?

– Нет,– неохотно ответил Каминский.– Ну конечно нет. Вот тогда-то и начнется самое главное. Потому что не в шлындах тут дело. К нам-то их прилетело мизерное количество! И где-то существует место, откуда они прилетели, место, где они рождаются.

– За пределами восьми мертвых,– загадочно сказала Нина.

Выйдя из оцепенения, Каминский всем телом повернулся и пристально посмотрел на нее. Морщинистое умное лицо его потемнело; он с подозрением смотрел на нее до тех пор, пока такси не стало снижаться. Нина открыла сумочку и достала пятьдесят долларов.

– Приехали,– коротко сказала она.– Войдете или подождете здесь? Мы недолго.

– Зайду,– сказал Каминский. Видно было, ему не очень-то хотелось оставаться одному.– Взгляну на ребенка... Я никогда не видел его.– Нащупывая выход, он неуверенно промямлил: – Ведь правда же?

– Да,– ответил ему Кассик, потрясенный тем, что его старый Наставник так сдал. Он осторожно протянул руку за спиной Каминского и открыл дверь.– Зайдем погреемся.

Как только Нина толкнула входную дверь, сразу осветилась гостиная. Из спальни раздался раздраженный захлебывающийся вопль: Джеки проснулся и был сердит.

– С ним все в порядке? – тревожно спросил Кассик.– Может, эта штука не работает?

– Просто проголодался,– ответила Нина и швырнула пальто на стул.– Пойду подогрею ему бутылочку.– И она в развевающейся юбке скрылась в коридоре, ведущем на кухню.

– Садись,– сказал Кассик.

Каминский с удовольствием уселся. Пакет он положил рядом, на кушетку.

– Уютное у вас тут гнездышко. Чистенько, все как новенькое.

– Мы сделали ремонт сначала, а потом поселились.

Каминский с беспокойством огляделся:

– Может, нужно что-нибудь помочь?

– Помочь? – засмеялся Кассик.– Нет, ничего не нужно... если ты, конечно, не специалист по кормлению младенцев.

– Какой я специалист.– С несчастным видом Каминский теребил рукав пальто.– Никогда этим не занимался.– Он оглядел гостиную, и на его лице проступило странное чувство, напоминающее голод.– Ты знаешь, я всегда чертовски завидовал тебе.

– Ты это имеешь в виду? – Гостиная действительно была опрятна, хорошо обставлена. В этой маленькой, аккуратной квартирке все говорило о том, что у хозяйки неплохой вкус.– Пожалуй,– согласился Кассик.– Нина хорошо следит за ней. Но у нас тут всего четыре комнаты.– И он сухо добавил: – И Нина любит напоминать мне об этом.

Каминский раздраженно сказал:

– Твоя жена недолюбливает меня. Ты меня прости, но это меня беспокоит. Почему она так ведет себя?

– Потому что ты полицейский.

– Она не любит полицию? – Каминский покачал головой.– Я так и думал. Полицию теперь многие не любят. Все больше и больше народу не любит полицию. Чем больше любят Джонса, тем меньше нас.

– Она никогда не любила полицию,– сказал Кассик как можно мягче; он слышал, как Нина суетится на кухне, разогревая детскую смесь, как цокают ее каблучки, когда она спешит в спальню, как негромко разговаривает с ребенком.– Раньше она работала в информационном агентстве. А там такая публика, что им наш релятивизм до лампочки. Им всем там нравятся старые лозунги Добра, Истины, Красоты. В полиции мало красоты, это верно... и вот она до сих пор гадает, насколько хороша моя работа.– Он насмешливо продолжил: – В конце концов, допустить необходимость тайной полиции все равно что допустить существование фанатичных абсолютистских культов.

– Но ведь ей известно про Джонса.

– Знаешь, иногда я думаю, что все женщины поголовно как лакмусовая бумажка – что им скажут, в то они и верят.

– Некоторые,– Каминский помотал головой,– не все, но некоторые точно.

– Что все думают про Джонса, то и она думает. Поговоришь с ней и сразу знаешь, во что верят все. Как это она все улавливает, ума не приложу, каким-то шестым или седьмым чувством.– Он помолчал и продолжил: – Однажды она стащила в магазине очки. Зачем, для чего, я никак не мог понять. Только потом понял... пока до меня дошло, она еще пару раз проделала то же самое.

– Ого,– сказал Каминский.– Ну да, конечно. Ты же фараон. А ей это чертовски не нравится. Вот она и нарушает закон... чтобы насолить фараонам.– Он поднял глаза.– Она хоть сама понимает это?

– По-моему, не совсем. Она, конечно, понимает, какие чувства испытывает ко мне, к тому, что я – полицейский. Я бы хотел думать, что тут ничего, кроме старых идеалистических лозунгов. Хотя, может, есть и еще кое-что. У нее есть самолюбие, она из хорошей семьи. В социальном плане она смирилась бы даже с трудностями, лишь бы все было не как у всех. Быть замужем за фараоном, не приносить никакой общественной пользы – ей просто стыдно. Она никак не может свыкнуться с этим. Просто не знаю, что делать дальше.

Каминский задумчиво сказал:

– Скажешь тоже. Я же знаю, что ты влюблен в нее по уши.

– Надеюсь, я смогу сделать так, чтобы ей было хорошо со мной.

– А ты уйдешь из полиции, если она поставит вопрос ребром? Если она скажет: выбирай, я или...

– Не знаю. Надеюсь, никогда не придется делать такого выбора. Возможно, все зависит от того, как далеко зайдут дела с Джонсом. А этого никто не может сказать... кроме самого Джонса.

В дверях показалась Нина:

– Ну, все в порядке. Можно идти.

Вставая, Кассик спросил:

– Ты в самом деле хочешь куда-то пойти?

– А как же? – Нина удивленно вскинула брови.– Я не собираюсь торчать здесь весь вечер. Я тебе сто раз об этом говорила.

Пока она собиралась, Каминский неуверенно спросил:

– Нина, можно мне посмотреть Джека?

Нина улыбнулась. Лицо ее смягчилось.

– Конечно, Макс. Пойдем в спальню.– Она положила сумочку.– Только не шуми.

Каминский взял свой пакет, и оба мужчины послушно пошли за Ниной. В спальне было тепло и темно. В детской кроватке, положив руку на щеку и поджав ноги, крепко спал ребенок. Каминский постоял немного, положив руки на решетку кроватки. В полной тишине раздавалось только приглушенное сопение и непрерывное тиканье механизма робота-сторожа.