Сергей Галихин - Альфа Большого Пса

У остановки автобуса стоял старичок лет девяноста. Лицо его было сухим и вытянутым, бесконечные морщины, словно порезы, исполосовали его щеки, лоб, подбородок, шею. Между тем старичок держался великолепно. Он был невысокого роста, но не горбился, в движениях его уже не было былой легкости, но передвигался он, судя по всему, еще не шаркая подошвами башмаков. Темно-синий плащ сидел на нем великолепно, как будто был сшит на заказ, а черная шляпа придавала некоторый шик.

Профессор как-то сразу догадался, что этот старичок дожидается именно его, хотя он мог ждать и автобус, который уже показался на перекрестке.

Последнее время любая новая встреча настораживала Егорова, но, увидев глаза старичка, он почувствовал, что из них не исходит лукавства или угрозы, которые последние три дня были повсюду. Это обстоятельство даже удивило профессора. В какой-то момент он с надеждой подумал, что, может быть, старичок все же ждет автобус…

— Здравствуйте, Станислав Валерьевич, — улыбнулся старичок и чуть приподнял шляпу. — А я вас дожидаюсь.

— Здравствуйте, — добродушно поздоровался профессор. — Мы знакомы?

— Да, — сказал старичок, — доктор Сведенборг знакомил нас шесть лет назад на Дрезденской выставке. Правда, на этом наше знакомство и закончилось, поэтому, я думаю, вы меня не запомнили.

— Отчего же, — улыбнулся профессор, припоминая и Дрезден, и выставку.

— Я вас помню. Он знакомил нас на ланче. Евгений…

— Борисович, — напомнил старичок.

— Да-да, Евгений Борисович. Вы коллекционер.

— Совершенно верно. Признаться, я рад тому, что вы меня помните.

— Ну как же вас можно забыть… — удивился профессор. — Как ваша идея?

Удалось воплотить в жизнь?

— Да, — довольно сказал Евгений Борисович. — Можно сказать, что удалось.

Процентов на восемьдесят.

— Я рад за вас. Обычно музеи и галереи сами обмениваются, без посредников, но вы выдвинули просто гениальную идею создать базу данных по экспонатам, которые одни хотели бы обменять, и примерный список того, что хотели бы получить другие.

— Честно говоря, альтруизма в этой затее мало. Прежде всего я преследовал свои интересы. Посредством двойного, а иной раз и тройного обмена я заполучил в свои коллекции великолепные экспонаты. Кстати, теперь могу без ложной скромности заявить, что моя коллекция монет самая полная в мире. До абсолютно полной в ней не хватает трех десятков образцов, но, если учесть, что половина из них утеряна для науки навсегда, то… мои дела обстоят не так уж плохо.

— Я рад за вас, — улыбнулся Стас.

Возникла небольшая пауза. Егорову показалось, что коллекционер не решается ему что-то сказать, и осознавать это было довольно странно. Евгений Борисович слыл человеком с железной волей, тонким вкусом и полным отсутствием ложных предрассудков. Если ему было необходимо сказать нелицеприятные вещи, то он говорил их не стесняясь. Как хирург, который очень часто делает пациенту больно, чтобы потом ему было легко.

— Если возникнет необходимость по работе… милости прошу, — улыбнулся Евгений Борисович. — Буду рад показать вам все, что лежит в моих чуланах.

Вы, наверное, торопитесь на работу?.. А у меня к вам дело, и, чтобы вас не задерживать, я все расскажу по дороге.

Дождь, кажется, закончился. Евгений Борисович сложил зонт и, опираясь на него, как на трость, шел рядом с профессором, взяв его под руку.

— Так что же у вас за дело? — спросил Егоров.

— Я думаю, вы уже догадались. Последнее время к вам наверняка многие обращались с подобным предложением. Я слышал, у вас есть книга Бруно.

Профессор и коллекционер посмотрели друг другу в глаза. Профессор понял что все-таки он ошибся. Было лукавство в глазах. Было. Просто старичок прожил длинную и содержательную жизнь, чтобы запросто выдавать свои мысли собеседнику.

— Кто же это вам сказал?

— Станислав Валерьевич, вы же прекрасно понимаете, что я не назову источник информации.

— Вас ввели в заблуждение, Евгений Борисович. Этой книги у меня нет. Хотя не скрою, я бы многое отдал, чтобы взглянуть на нее.

— Если сейчас нет, то она будет у вас в ближайшем будущем. Я слышал, вокруг нее уже совершено много преступлений. Станислав Валерьевич, я не буду говорить, что она приносит несчастье, это каждый решает сам, но все-таки задумайтесь над этим обстоятельством. Да и мне она нужна вовсе не для библиотеки. У меня есть покупатель на этот фолиант, и он готов заплатить, на мой взгляд, прямо-таки астрономическую сумму. Немыслимо астрономическую.

Вы знаете, сколько стоили последние раскопки в долине фараонов?

— Да. Колоссальная сумма.

— За те деньги, что мне предложили за книгу, эту долину можно перекопать вдоль и поперек. Причем дважды. И я готов предложить вам пятнадцать процентов.

— Книга для простой домашней библиотеки не может стоить таких денег, — заметил профессор.

— Вещь стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить. Как говорится, спрос рождает предложение.

— Возможно, вы и правы, но для меня как историка она кажется бесценной.

— Вам эта книга не нужна, — настаивал Евгений Борисович. — Голубчик, продайте ее мне и забудьте все неприятности, которые ей сопутствовали. Что вы, в сущности, за нее так держитесь? Все записи сделаны, скорее всего, на староитальянском языке, повезет, если на латыни. К тому же они наверняка зашифрованы. Я знаю, у вас большие успехи в староитальянском, но вот шифр…

Книгу будет не так просто прочесть. Опять же претенденты, наверное, донимают.

Не ровен час компетентные органы заявятся и отнимут, книга-то краденая.

Если рассудить трезво, то при тех или иных обстоятельствах вы все равно ее потеряете. Бессмысленно надеяться на иное. А так получите кругленькую сумму на очень симпатичный счет, который я уже открыл на ваше имя в Австрийском банке, и живите где-нибудь в райском уголке в свое удовольствие. Ни о чем не беспокойтесь и занимайтесь историей. Ведь, ей-богу, заслужили, Станислав Валерьевич.

— Все-таки странно, что вы пришли ко мне с подобным предложением. Ведь вы же знаете, что я не занимаюсь продажами антиквариата.

— Ничего странного. К вам все равно придут. Не я, так другие. И в конце концов вы решитесь продать книгу. Но разве можно доверять незнакомым людям в таком щепетильном деле? А меня вы хорошо знаете. Может, лично мы знакомы не много, но зато как коллекционера… Моя репутация должна быть вам очень хорошо известна. Может, вас пугает сумма, которую я готов заплатить? Это пустое. Унижать хорошего ученого ничтожной суммой за вещь, которая в его глазах бесценна, — это глупо. Больше вам никто не предложит. Это все пустые разговоры, что кто-то заплатит больше, уж поверьте мне.

— Жаль, что у меня нет книги.