Джордж Мартин - Неистовые джокеры

Руки Астронома раздулись, как тыквы, и разлетелись фейерверком огненных шаров — они со свистом устремились по воздуху к Фортунато. Их были сотни, и каждый лишал его одного слоя силы: туз отражал шары один за другим и не успевал восстановить свои щиты. Последний огненный шар опалил волоски у него на левой руке.

Крыша склада взорвалась. Астроном вылетел сквозь нее в ночное небо, все еще продолжая кричать:

— Ты пес, который гонится за мной по улице, пытаясь ухватить меня за подметки башмаков. Магия? Твои слюнявые поцелуи, обжимания, кувырки в постели и прочая чушь — магия? Ты — щенок, личинка, маленький грязный сперматозоид! Ты понятия не имеешь, что такое сила!

Он тащил Фортунато за собой, светясь все ярче и сильнее. Склады, а потом и весь остров скоро остались позади.

— Смерть — вот сила! Гной, разложение и тлен! Ненависть, боль и война!

Туз понял, что и близко не представлял себе могущества Астронома. Эта мысль оставила его до странности равнодушным. Город простирался далеко внизу и позади, превратившись в сетку из огоньков. Они летели над Ист-Ривер где-то между Манхэттеном и Квинсом. Справа от Фортунато виднелся Уильямсбергский мост — стальные тросы глухо позвякивали на ветру.

Они находились так высоко, что кожа Фортунато пошла мурашками там, где ее оставляла открытой расстегнутая рубаха. Воздух был чистым и свежим, с Лонг-Айленда дул соленый ветер. Чернокожий туз стоял в воздухе, прижимая полусогнутые руки к бокам и представлял себя в виде гексаграммы Гэнь, [22] Один из 64 символов-гексаграмм в классической китайской «Книге Перемен» («И-Цзин») — сборнике предсказаний и наставлений, основанном на концепции, в соответствии с которой судьбы человека и общества определяются не капризами богов или велениями слепой судьбы, а системой, где вселенная и закономерности происходящих перемен составляют единое целое. знака Горы, сосредоточения и покоя. Его противник был Сун — Конфликт, сеющий хаос и разрушение. Восстанавливать щиты не имело смысла. Он сосредоточил всю свою энергию внутри тела, собрал ее в шар и уплотнил его. Концентрируя энергию все сильнее, Фортунато добился того, что вся она сосредоточилась в зернышке размером с булавочную головку прямо у него в пупке.

Второй возможности ему не представится. Крошечный шарик полетел к Астроному, оставив чернокожего туза опустошенным, обессиленным и изнеможенным. Шарик светился так ярко, что Фортунато пришлось прикрыть глаза руками, но он продолжал видеть его сквозь плоть и кости.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как шарик проник в тело Магистра, пройдя сквозь его щиты, словно пуля сквозь желе. Когда Фортунато вновь обрел способность видеть, старик загибался от боли.

Мгновение спустя Астронома охватил огонь. Пламя было горячим и ярким, над ним поднимались клубы плотного черного дыма. Сквозь его языки под странными углами высунулись руки, и Фортунато увидел, как они темнеют и трескаются на глазах.

А потом огонь погас.

Тело врага почернело и стало похоже на мумию; ветер разносил пахнущие гарью хлопья обугленной кожи.

Фортунато перевел дыхание. У него осталось еще совсем немного силы — достаточно, чтобы удерживать себя в воздухе, причем ненадолго.

Он не мог сдвинуться с места. Его охватило какое-то странное чувство.

Астроном открыл глаза.

— И все? — вопросил он и залился визгливым смехом. Потом медленно распрямился. Обожженная кожа осыпалась, и под ней заблестела розовая плоть. — Это действительно все, на что ты способен? Мне жаль тебя. Было бы жаль, если бы ты не сделал мне больно, поэтому сейчас ты умрешь.

Фортунато увидел, как тщедушный, покрытый пузырями старик собирается с силами, и вдруг понял, что ему следует делать. Он затянул безмолвную мантру, изгоняя страх. Очистил свое сознание, поймал обрывки мыслей, еще вертевшихся в его мозгу — Каролина, Вероника, Соколица, — освободился от них и отбросил к мерцающим внизу огонькам.

Он начал замедлять биение сердца — оно снова бешено заколотилось, — но ему наконец удалось успокоить его.

Ведь это же всего-навсего смерть.

Он коснулся разума Астронома, увидел, что сила поднимает голову, и двинулся ей навстречу. Он развязал все путы, вытащил охлаждающие стержни и открыл все каналы. Повернул все выключатели до отказа.

«Мы уйдем вместе, — подумал Фортунато. — Ты и я». Все утратило значение; он сам обратился в ничто, менее чем в ничто, в пустоту. «Приди ко мне. Отдай мне все, что у тебя есть».

Ночь озарилась холодным белым светом.

Большая часть толпы не могла даже видеть битву, разворачивавшуюся над Ист-Ривер, — она была скрыта от их взглядов небоскребами Манхэттена. Лишь наблюдателям на перекрестках было доступно это зрелище. Но даже эти немногочисленные зрители не оценили вспыхнувших и разорвавшихся огненных шаров. До Джека донеслась фраза какого-то джокера, что глядел на водопад искр, обрушившийся на реку:

— Ну, на двухсотлетие [23] Двухсотлетняя годовщина дня принятия Декларации о независимости США, 4 июля 1776 года. фейерверк был покруче. С этим и не сравнить. Почему бы им не устроить что-нибудь рядом со статуей Свободы?

— Да! — согласился кто-то. — Это было бы классно.

Никто из тех, кто глазел на небо с перекрестка 14-й улицы и авеню Эй, понятия не имел, что происходит над рекой.

— Через три часа у меня свидание, — сказала Вонищенка. — Это мое первое свидание за последние двадцать лет, а тут конец света.

Огненные каскады потускнели и угасли.

— По-моему, все кончилось, — заметил Джек. — Конец света откладывается. Можешь спокойно отправляться на свое свидание. И кто же этот счастливчик?

Женщина вздрогнула и отпрянула от него. Джек понял, о чем она подумала, и поспешно сказал:

— Я не издеваюсь. Я серьезно. Кто он?

— Пол Гольдберг.

— Юрист? Из прокуратуры?

— Да.

— И что ты наденешь? — поинтересовался Джек.

Вонищенка заколебалась.

— То же, что и обычно.

— Наряд обитательницы помоек?

Она сердито помотала головой.

— Деловой костюм.

— Идем.

На этот раз Джек ухватил Вонищенку за руку и потащил ее за собой по улице.

— «Круглосуточный Мэри-Эннз» примерно в трех кварталах отсюда. В этом сезоне это самое модное местечко.

— Какой «Мэри-Эннз»? — не поняла Вонищенка.

— Тебе нужен магазин женской одежды, который открыт всю ночь, — сказал Джек, — Вот увидишь, будет весело.

— Я вовсе не собираюсь веселиться.

— Так ты хочешь выглядеть на своем свидании на все сто или нет?

Она решительно смотрела прямо перед собой.

— Тогда идем, детка.

Вонищенка попыталась отстать, но Джек подождал ее, взял под локоть и едва ли не потащил вперед. Отчаянно фальшивя, он насвистывал песенку из старого кинофильма «Волшебник страны Оз».