Филип Дик - Сохраняющая машина. Авторский сборник

«А раз так, Кэрол, возможно, и права».

Купертино не совсем понимал, что он сейчас чувствует — радость или разочарование. Зато он понимал главное: из этого автоматически следует, что он не убийца. Кэрол жива, и нет оснований сомневаться в истинности впечатлений, связанных с Землей, с земными городами, предметами, людьми. И все же…

— А если я сам прилечу на Ганимед… — Эта мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно. — Смогу я тогда посмотреть свою историю болезни? Ведь если у меня хватит здоровья для такого путешествия, значит, никакой я не психотик, находящийся под обязательным психиатрическим наблюдением. Возможно, я болен, но только не в такой же, доктор, степени.

Купертино выжидающе смолк; шансы очень малы, но попробовать все же стоило.

— Вообще-то говоря, — задумчиво подергал себя за подбородок доктор Грин, — в правилах нашей компании нет ничего такого, что мешало бы сотруднику — или бывшему сотруднику — ознакомиться со своим личным делом; я мог бы, пожалуй, его и не скрывать. Однако хотелось бы все-таки проконсультироваться сперва с вашим психиатром. Вы не откажетесь сообщить мне его фамилию? Если он согласится, это избавит вас от ненужного путешествия — я передам ваше личное дело на Землю по видеосвязи, его запишут и вручат вам уже сегодня, сегодня по калифорнийскому времени.

Сообщив Грину, что фамилия психиатра Агопян, Купертино прервал связь. И что же скажет теперь этот Агопян? Вопрос очень интересный, а ответ на него далеко не очевиден — кто же знает, что взбредет психиатру в его психиатрическую голову.

К вечеру все станет ясно, уж это — во всяком случае.

Было какое-то внутреннее чувство, что Агопян согласится, согласится из неверных соображений.

Окленд — город в нескольких километрах от Беркли; эти города практически сливаются.Но это мелочи, ерунда, соображения Агопяна не имеют никакого значения, все дело в истории болезни. Добраться до нее, прочитать ее, узнать, права ли Кэрол.

И только через два часа — это время показалось Купертино неописуемо долгим — он неожиданно осознал простое обстоятельство. Шестипланетным образовательным не составит ни малейшего труда подтасовать историю болезни, убрать из нее опасную информацию. Передать на Землю фальсифицированный ничего не значащий документ. Ну и что же делать потом? Это тоже был хороший вопрос, и на него Купертино — в настоящий момент- тоже не имел никакого ответа.

Личное дело из отдела кадров Шестипланетных образовательных учреждений прибыло тем же вечером — его доставил рассыльный Уэстерн Юнион. Дав рассыльному чаевые, Купертино сел в гостиной и открыл папку.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы удостовериться: в личном деле не было, как он и предполагал, ни слова об имплантации ложных воспоминаний. Теперь одно из двух — либо документы фальсифицированы, либо Кэрол ошибается. Ошибается — или лжет. Как бы там ни было, этот номер оказался пустым.

Купертино позвонил в Калифорнийский университет; после многочисленных переключений с номера на номер его связали наконец с человеком, который вроде бы понимал, о чем идет разговор.

— Я хочу провести анализ текста, — объяснил Купертино. — Хочу узнать, как давно он написан. В моем распоряжении только копия, полученная по каналам Уэстерн Юнион, так что придется ограничиться анализом лексических анахронизмов. Мне нужно узнать, составлен этот текст три года назад или позднее.

— За последние три года лексика изменилась очень мало. — Университетский филолог чуть помедлил. — Но попробовать можно. Как скоро хотите вы получить результат?

— Чем скорее, тем лучше.

Вызвав рассыльного, Купертино поручил ему доставить папку в университет, а затем начал обдумывать еще одно обстоятельство. «Хорошо, пусть и Земля и все, что он испытал на ней, — иллюзия; в таком случае среди этих иллюзорных впечатлений наиболее достоверны беседы с доктором Агопяном, тут восприятие ближе всего подходит к грани, отделяющей иллюзию от реальности. Поэтому, если когда-нибудь и удастся вырваться из иллюзорного мира, скорее всего это будет при одной из встреч с психиатром, именно в эти моменты и нужно прилагать максимум усилий. Ведь не подлежит сомнению, пожалуй, один-единственный факт: доктор Агопян реален».

Купертино подошел к телефону и начал набирать номер Агопяна. Прошли всего сутки после эпизода на шоссе и последующей беседы с психиатром, обычно они не встречались так часто, но за эти сутки ситуация предстала в совершенно ином свете. А стоимость лишнего визита к врачу — ничего, как-нибудь бумажник выдержит; Купертино продолжал набирать номер. И тут его рука замерла.

Арест. Неожиданно вспомнились слова полицейского, тот обвинил Купертино в употреблении ганимедского наркотика, фрогедадрина. И обвинил не без оснований — у него были все симптомы.

Возможно, именно таким образом и поддерживаются эти иллюзии — он регулярно получает малые дозы фрогедадрина; скорее всего, с пищей. Но ведь само такое подозрение — типичная мания преследования, признак паранойи, психоза.

Параноидальная эта мысль или не параноидальная, но звучит она вполне разумно.

В таком случае необходим подробный клинический анализ крови, такой анализ неизбежно выявит наркотик. Нужно только съездить в Окленд [19] Окленд — город в нескольких километрах от Беркли; эти города практически сливаются. , в клинику своей фирмы, пожаловаться на возможный токсикоз, и через час все будет готово.

Присутствие в крови фрогедадрина докажет, что подозрения верны, что он все еще на Ганимеде и не улетал ни на какую Землю. А все, что он здесь пережил — якобы пережил, — просто иллюзия, за возможным исключением регулярных, обязательных визитов к психиатру.

Было ясно, что анализ крови нужно сделать скорее, однако Купертино медлил, словно чего-то опасаясь. Чего? Появился путь к точному прояснению ситуации, а он медлил.

А так ли хочет он узнать правду?

Нет, анализ, конечно же, нужно сделать; оставив на время мысль о встрече с Агопяном, Купертино пошел в ванную, побрился, надел свежую рубашку, повязал галстук и вышел из квартиры. Тачка стояла рядом с домом, какие-нибудь пятнадцать минут, и он будет в клинике фирмы.

Фирма. Рука Купертино, взявшаяся за дверцу машины, замерла, он остановился, чувствуя себя очень глупо.

В организованной им системе иллюзий произошла какая-то накладка. Он не знал, где работает. Из вымышленного мира выпал большой и существенный сегмент.

Купертино вернулся домой и набрал номер доктора Агопяна.

— Добрый вечер, Джон, — довольно кисло поприветствовал его Агопян. — Уже дома? Как вижу, вы не задержались в Лос-Анджелесе.

— Доктор, — голос Купертино срывался, — я не знаю, где я работаю. Тут что-то не так, ведь раньше я знал — да я еще вчера это знал. Ведь я хожу на работу четыре дня в неделю, как и все остальные, верно?